могу узнать. Недавно с Петькой хотела поговорить, так он только язык показал. Плохи дела у нашей Гапочки. И ты тоже хорош! Сколько можно дёргать судьбу за хвост?

Тимошка и сам всё прекрасно понимал. Всё ж жаль было Гапку. Она ему нравилась всё больше. Смешная, и такая приятная на ощупь. И в постели быстро поняла, что к чему. Молодец!

Прошло почти три недели. Тимка вспомнил слова Гапки о сроке, когда можно понять о беременности. Но узнать ничего не мог. Петька тоже ничего не говорил, да и виделись они очень редко. Даже в окошке он не мог разглядеть Гапкино лицо. Может, она и не выглядывала его, обижаясь и кляня на чем свет стоит.

Был конец августа и неожиданно к причалам Мангазеи причалила целая флотилия кочей, дощанников и прочей посудины. Пришли купцы, работные люди и стрельцы из Тобольска. В городке тут же началось столпотворение. Оно захватило и Тимку. Полгорода глазели на прибывших. Для некоторых уже были готовы избы в посаде. Другие спешно строились. И все искали пристанища на время, пока обживутся. Тимошка решил поселить у себя семью из трёх человек: муж, жена и мальчишка лет до двенадцати. Сам он перешёл в пристройку, где был чулан. Пришлось утеплить его. По ночам уже случались заморозки. Спешно поставил печку и тем грелся. Зато получал деньгу. Её хватало на пищу, а на большее и тратить он не хотел. Тёплые вещи остались от старой жизни. Да и немного прикупил ещё летом, по теплу.

Игнат уже недели две, как исчез. Ничего не сказал, просто ушёл и не вернулся. Тимошка ломал голову над этим исчезновением, но спокойно. Теперь даже лучше, что его нет. Хоть что-то получает от жильцов.

В голову пришла мысль проверить две схоронки. Он ушёл чуть ниже к речке Мангазейке, где у него были два места-тайника. И тут он заметил, что один разворошен и всё шкурки пропали! Его даже в пот бросило. Тут же понял, чьих рук дело.

— Ну подонок! — выругался он вслух. — Так отплатил мне за гостинность! Или я что-то сболтнул по пьяне? Наверное, так и случилось! Вот дурень! Так мне и надо'!

Он сильно переживал потерю. Зато вторую часть он ещё немного подправил, забросал камнями и хворостом. Да и развороченную схованку заровнял. Олени до сих пор паслись и ему показалось, что их можно продать или зарезать. Подумал, что как только наступят настоящие холода, можно и продать. К чему они теперь ему?

А народа в городке настолько прибавилось, что он ходил толпами. Многие мужики уже готовились на промысел, сколачивали артели. Богатеи нанимали их, снаряжали, готовя в дальнюю дорогу на целую зиму и часть осени. Да и весну многие прихватывали. всё лишняя пара шнурок.

Тимошка тоже подумывал о найме в артель, но поговорил с мужиками, понял, что без опыта будет не столько доход, сколько ругани и злобы. И он бросил эту затею.

И вдруг к нему завалились трое стрельцов и грубо потащили Тимку в съезжую избу острога. Ничего не сказали, просто потащили, угрожая бердышами.

Крепенький дьяк встретил его за столом в мрачном помещении с листами бумаги на нем и чернильницей с перьями. Оглядел внимательно, придирчиво. Вздохнул, кивком отпустив стрельцов.

— Ну что, Тимошка, будем говорить, или кнутом поощрить для начала? — молвил с усталостью в голосе начальник.

— Дак… я разве против, господин? А об чем говорить?

— Игната знаешь? Он говорит, что у тебя жил.

— А как же, господин. Потом куда-то исчез. Теперь жильцов пустил приезжих. Всё деньга на пропитание есть. Вот думаю в артель попасть… на промысел, значит. Жить-то как-то надо.

Дьяк внимательно оглядел Тимошку. Что-то чиркнул в бумаге. Обтёр перо о волосы. Вскинул глаза на юношу.

— Ты ведь послушником был в каком-то монастыре? — это скорей был не вопрос, а утверждение. — С чем сюда пожаловал?

— Дак с колоколами, господин мой, направил меня настоятель, отец Серафим. С ними так и добрался. И жил почти год у отца Якова в его доме. Трудился на благо нашей православной церкви.

— Отец Яков не очень лестного о тебе мнения, как о работнике церкви, Тимошка.

— То так господин. Не по душе мне такая работа. Вот и собрался на промысел.

— Однако уверял, что трудолюбием не обделён. Хорошо работал.

— Старался, господин. Куда деваться?

Дьяк всё внимательно рассматривал Тимошку, а тому было боязно и сумрачно на душе. Никак не мог понять причину его допроса. Хотя в голове что-то мелькнуло про Игната. Неужто попался и всё рассказал? А я ничего не помню.

— Кто в твоей избе раньше жил? — продолжал допытываться дьяк.

— Мужик жил. Хозяином его звали. Я у нега подрабатывал с позволении батюшки. В основном по ночам, хотя зимой дня почти и нет тут.

— Как звали того мужика?

— Я ни разу его имени не слыхал, господин. Да и хари своей он не охоч был показывать. Такой грузный детина с немного рыжеватой бородой лопатой. Брови густые, глаза почти закрывали. Даже мало говорил.

— Что ты у него делал в доме?

— Немного по хозяйству, господин. А в основном по ночам возил грузы на оленях. Две или три нарты до ручья. Названия не называли, а я сам не допёр спросить. То мне ни к чему, господин.

— Что за товар был на нартах?

— Никто не говорил мне, а я не спрашивал. Дюже он грозный бывал, господин.

— Кто ещё с тобой бывал там?

— Знакомый мой мужик. Он-то меня и позвал работать к хозяину. Исайкой звали. Тоже куда-то пропал. Так я и поселился в пустой избе хозяина, господин.

Пришлось описать и Исайку. И вдруг дьяк спросил, строго глядя на Тимошку:

— Когда то было? Можешь вспомнить?

— Трудно будет, господин. Меня тогда не взяли. Хозяин сказал, что молод и не надёжен. А путь дальний. Где-то перед весной или в самом её начале, господин. Морозы ещё стояли, помнится.

— Откуда деньги на новую одежонку у тебя появились?

— Так мне хозяин платил по полтиннику за ездку. К тому же отец Яков почти за год работы заплатил, пусть Господь учтёт его доброту. Да от его щедрот немного перепадало. По кабакам почти не хожу, господин. Счёт деньгам знаю, приучен.

Тимошку постоянно смущали острые пронзительные взгляды дьяка. От них по спине пробегали мурашки, и он уже почти ощущал на этой спине удары кнута. Было жутко, и он мысленно молил Господа не допустить такого.

Дьяк долго молча всматривался в наивное выражение лица Тимошки. Вздохнул и