Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нужно только подождать.
Пролетела еще одна неделя. Мы с сыном трудились усердно, как никогда, в нашей школе, устроенной в прохладном павильоне. Я избавилась от мертвого груза своих обид и сожалений, в моем сердце снова появилась легкость. Я делала для себя приятные открытия, распознавая красоту в бесхитростных лицах детей, которые приветствовали нас каждое утро. Оставалось только удивляться, почему мне понадобилось так много времени, чтобы постичь секрет их очарования. Любимая дочь короля, принцесса Сомдеч Чао Фа-йинг [63] (в свое время о ней я поведаю более печальную историю), этот трудолюбивый лучезарный эльф, словно яркое солнце, озаряла радостью мрачные тени в стенах дворца. Ее темные бездонные сияющие глаза, простота и доверчивость были как глоток живительного воздуха. От девочки исходили потоки свежести и чистоты. Все самое мрачное, к чему она прикасалась, начинало играть удивительными красками. Даже суровые хрычовки, следившие за порядком в гареме, смягчались в ее присутствии.
Однажды утром, когда Луи перед завтраком повторял уроки, в комнату вошел Мунши. Он низко поклонился, рассыпавшись в приветственных «салям». Выражение лица у него было одновременно очень серьезным и комичным, и я с беспокойством осведомилась, что случилось.
– Мемсаиб! – отвечал он, тяжело дыша, что выдавало в нем возбуждение ребенка и немощь старика. – Я должен сказать вам что-то очень важное! Время пришло! Вы получите доказательство преданности вашего верного Мунши, который клянется Аллахом, что без вашего дозволения не тронет и крупицы золота в тех набитых мешках, если мемсаиб одолжит ему десять тикалей [64] на покупку отвертки!
– На что тебе отвертка, Мунши?
– О, мэм, выслушайте меня! – вскричал он с горящим взором одержимого. – Я обнаружил точное место, где угас дух старого герцога Сомдеч Онг Яя. Это секрет, чудесный секрет, мемсаиб, который не ведает ни одна душа во всем Сиаме.
– А как же этот секрет открылся тебе? – удивилась я. – Ведь ты не знаешь ни слова на местном языке, который ты презрительно провозгласил недостойным уст правоверных, сказав, что от него никакой пользы, что он только вводит в заблуждение философов и мунши.
– Суннох, суннох [65], мемсаиб! Этот секрет мне открыл не язык человеческий. Это был Анже Жибраиль [66]. Минувшей ночью он явился мне во сне и сказал: «О сын Джаффур-хана! Молитвы твои услышаны, и тебе даруется знание, в котором все эти годы было отказано кяфирам [67]. Вставай! Повинуйся! И со смирением прими сокровища, которые предназначили тебе, верному последователю пророка!» С этими словами он ударил в золотые пальмовые ветви, что держал в руках; и, хотя я уже не спал, мемсаиб, я был так потрясен его красотой и лучезарностью, что, казалось, вот-вот умру. Его сверкающие крылья цвета сапфиров ослепили меня. У меня отнялся язык, я ничего не видел. Но чувствовал исходящее от него сияние и слышал шуршание его крыльев. Он еще раз ударил в золотые пальмовые ветви и крикнул: «Смотри, о сын Джаффур-хана! Смотри на то место, где лежат сокровища того надменного вождя кяфиров!» Я встал, и ангел тотчас исчез с моих глаз, а вместо него появились сияющая золотая курица и шесть золотых цыплят. Они клевали раскаленные угольки, которые, остывая, превращались в зернышки из чистейшего золота. Внезапно я увидел большое светящееся пятно, как будто рушни [68], и оно взорвалось ровно на том месте, где была курица; и потом снова темнота. Мемсаиб, твой слуга побежал и положил камень на то место, а потом преклонил колени на том камне, обратил лицо на юг и пять раз прочитал калемах [69].
Стыдно признаться, но я расхохоталась, после чего обиженный старик поклялся, что в следующий раз, когда ангел явится ему, он нас позовет. Я приняла его условие и даже пообещала, что немедленно выдам ему десять тикалей на отвертку, если увижу зерна из чистейшего золота, которые клевали цыплята Гавриила. Мунши был глубоко удовлетворен, столь твердо он верил в свое видение.
Спустя несколько ночей после того необычного явления нас разбудили крики Биби и ее мужа:
– Проснитесь, проснитесь!
Подумав, что в доме пожар, я накинула халат и с сыном на руках выскочила в соседнюю комнату. Действительно, я увидела огонь, но в дальнем углу двора. Ночь была темная, с реки поднимался густой туман. В порывах ветра пламя костра вспыхивало и мерцало, отбрасывая вокруг неровные причудливые тени. Мунши смотрел на огонь как завороженный, ожидая, что вот-вот снова появится сверхъестественная курица. Но я в чудеса не верила и потому решительно спустилась с крыльца и в сопровождении своих дрожащих домочадцев пошла к костру.
На изодранной циновке, положив голову на камень вместо подушки, спала пожилая сиамка. Под открытое небо ее выгнала духота, а костер она развела, чтобы огонь отпугивал от нее москитов.
– Мунши, это и есть твой ангел Гавриил, – сказала я. – Так что забудь про тикали на отвертку и впредь мне такими просьбами не докучай.
Глава XI
Жизнь во дворце
Считается, что Бангкок свое название унаследовал от древней столицы Аютии, но в королевских архивах, к которым я получила свободный доступ, он именуется Крунг Тхепха Маханакхон Сиаютия Махадилок Рачатхани, что значит Королевский город непобедимого и прекрасного архангела. Бангкок обнесен двойным кольцом стен, которые разделяют его на внутренний и внешний город. Внутренние стены достигают в высоту 30 футов [70], в углах расположены круглые форты с пушками, так что в целом вся система укреплений представляет собой довольно внушительное оборонительное сооружение. В центре, в самом сердце крепости, стоит величественный дворцовый комплекс, окруженный третьей стеной, за которой находятся королевский дворец, гаремы, храм Ват Пхракэу и Маха Прасат.
Маха Прасат – грандиозное четырехугольное сооружение, которое венчает строгий по форме и пропорциям длинный шпиль. Здание освящено, и здесь усопшие правители Сиама двенадцать месяцев ждут кремации. После сожжения сюда же помещают их прах в золотых урнах. В тронном зале Маха Прасат коронуют на престол новых монархов и проводятся все придворные церемонии. В дни некоторых больших праздников и событий государственной важности Его высокопреосвященство отправляет здесь службу, на которой присутствует весь королевский двор, в том числе главные дамы гарема. Их место за тяжелыми портьерами из шелка и золота, которые свисают с потолка до самого пола. Жуя бетель, они перешептываются, смеются и выражают восторг всякими другими способами, присущими их полу, когда украдкой поглядывают из своего