– Разве? – сглотнула я.

– Стоишь, совращаешь… Я ведь могу и поддаться.

– Знаешь, это еще большой вопрос, кто кого совратил. – Я изогнула бровь. – В нашу первую встречу это ведь ты сидел на моей кухне в одних трусах.

– Хочешь, могу повторить на бис? – протянул Дэн так, что в животе сладко вспыхнуло.

– Даже если бы я ответила «нет», тебе бы все равно пришлось. Нужно поменять вчерашнюю повязку. – Я спрятала улыбку за кружкой.

– Но ты ведь не скажешь «нет»? – Дэн ответил плутовским взглядом.

– Все зависит от того, насколько ты хорош…

– Очень хорош, – спешно перебил он.

– …хорош, как плотник, – договорила я, кивнув на дверь.

– В этой роли я вообще шикарен, мне нет равных, – похвастался Дэн. – Я уже почти поменял замок.

Почти? Тут же раздался лязг, и внешняя железная планка грохнулась на пол. Наглядная иллюстрация степени готовности замка к работе, мягко говоря, опровергала уровень квалификации, о котором только что заявил Дэн.

Запрокинув голову, я засмеялась, заливисто и от души.

– Ну, может, я слегка погорячился, – ничуть не смутился Дэн. – Зато в вопросе раскрутки в сети я не такой дилетант.

– Это был твой первый? – спросила я, имея в виду опыт с замком.

– Вообще-то я предпочитаю девушек и к своим тридцати уже слегка не девственник, – подмигнул Дэн.

– Вообще-то, – передразнила я, скопировав его тон, – в том, что ты не невинный мальчик, я убедилась еще вчера. Но я спрашивала про столярные работы…

– Ну… – Дэн почесал затылок. – Когда-то я прикручивал щеколду, это считается?

– И как же ты планировал разобраться с замком?

– Знаешь, у меня есть суперспособность, – заговорщицким тоном ответил он. – Я умею гуглить.

Его глаза смеялись. И я… Я поняла, что не могу сдержать улыбки. Усталость куда-то исчезла. И сегодняшний тяжелый день… Он остался в прошлом. А в настоящем был Дэн.

– Жду тебя на кухне, – сказала я, решив больше не отвлекать «крупного специалиста».

Дэн закончил быстро. И, что удивительно, замок отлично работал. Не заедал, не западал, ключ проворачивался легко и тихо.

Пришло время выполнять мою часть «контракта» – перевязывать ногу. И хотя мне гуглить ничего не пришлось, чувствовала я себя странно: пристальный и жадный взгляд Дэна рождал во мне смешанные чувства. И я о-о-очень хорошо знала, что это за чувства. Прощались мы долго, горячо и без слов, стоя в прихожей. Мои губы распухли от поцелуев. Это было удовольствие на грани боли, когда хочется еще и еще: еще больше, дольше, глубже.

Его рука, лежащая на моей спине, описала полукруг, поглаживая, дразня, подрагивая от предвкушения сама и вбирая дрожь моего тела. Неосознанный толчок бедрами, и его пах вжался в мои шорты.

– Если ты не отпустишь меня сейчас, то уйду я уже утром, – хриплый голос соблазнял, доводя до умопомрачения.

Чертов искуситель!

Спасало только то, что сегодня я устала. Очень. И поцелуи – единственное, на что была способна. Впрочем, имелся еще Шмулик… Стоило вспомнить о нем, как кучерявый тут же нарисовался. Причем со своей коронной фразой:

– Я вам не хотел помешать, но мне нужно в туалет…

Как только дверь за соседом закрылась, мы с Дэном начали давиться беззвучным хохотом. Первым проиграл брюнет и заржал в голос.

– Нет, я слышал, конечно, что раньше честь принцесс блюли драконы… Но чтобы они существовали ныне…

– Ты про что? – спросила я сквозь смех, уже подозревая, каким будет ответ.

– О том, что дорогой Шмулик ненавязчиво портит нам уже третье свидание.

– Между прочим, – гордо заявил дорогой Шмулик, выходя из-за двери комнаты простого человеческого счастья, именуемой еще совмещенным санузлом, – я всегда сама деликатность.

– Деликатно тырить котлеты – новое слово в кражах. – Я выразительно посмотрела на Шмулика.

– Как это низко, – с пафосом парировал сосед, впрочем ничуть не обидевшись, – попрекать голодающего крошкой хлеба!

– Хороша крошка – в полкило. Такой и сотрясение получить недолго… – веселился Дэн, видимо припомнив целую тарелку котлет.

– Все, я ушел, – прокомментировал свое отступление в комнату Шмулик и добавил: – Можете дальше морально разлагаться, развращаться и размножаться.

– По-моему, бабушки у подъезда на него плохо влияют, – после ухода соседа задумчиво произнес Дэн.

– Не факт. Может, он на них…

И я не удержалась и рассказала, как однажды Шмулик задвинул «патрулю нравственности» на полном серьезе теорию всемирного заговора, сочиненную им за пару секунд до оглашения. Произошло сие после того, как его в очередной раз обозвали… мужчиной альтернативной умственной ориентации и рогоносцем.

Шмулик не стал отвечать тем же. Вместо этого он напустил на себя просвещенный вид, заявил, что он кандидат наук (не уточняя, каких именно), и прочитал лекцию. Совершенно бесплатно. Со слов соседа выходило, что компьютер и телефон резонируют на особой частоте, которая вызывает рак. Особенно опасно облучение для женской груди – она же ближе всего к излучателю. На целых несколько сантиметров! Поэтому смотреть на дисплей можно только тогда, когда на шее висит железная цепь. Дескать, металл впитывает излучение в себя.

На следующий день весь дом лицезрел «пенсионный патруль» с цепями на шеях. У кого-то – от старой бензопилы, у кого-то – от обездоленного советского сливного бачка, у кого-то – приводная…. Да что там шеи – пальцы бдительных стражей лавочки тоже были унизаны перстнями. У одной я заметила кастет… После этого даже гопники стали обходить наш подъезд стороной. Жаль, продлилось бесплатное представление недолго: защита от рака груди оказалась очень тяжелой, и бабки перешли на привычную облегченную униформу. Но подозреваю, что латы и шапочку из фольги дома все же заимели…

Дэн

Уходить от рыжей не хотелось. Здесь было тепло. Хотя батареи и обжигали холодом, а квартира (как наверняка и все остальные в доме) успела выстыть под осенними дождями и ветрами. Не иначе как коммунальщики выжидали: а вдруг именно в этом году обойдется и зимы не будет?

Но все же хотелось остаться. Потому что тут была она. Иногда – невозможная. Порою – раздражающая, отвлекающая, бесящая… А еще желанная, манящая… Моя рыжая.

От последней мысли чуть не споткнулся, выходя из подъезда. Моя? Когда она успела стать моей? Хотя бы в мыслях. Зараза рыжая. Пролезла же в голову.

Я всегда старался избегать привязанностей. Насмотрелся на отца. Этого хватило. Когда мать ушла, мне едва стукнуло тринадцать. Я был бунтарь, дикарь, идиот.

«Ты потом поймешь…» – говорила она, собирая чемодан. Я не понял. Вырос и не понял до сих пор, как можно было бросить нас ради своей гадской работы. Сорваться, потому что позвали в Штаты. Она хотела карьеры. Отец ее отпустил и стал ждать. Год, два, пять… пока не узнал, что все это время мать ему изменяла. Как, впрочем, и до отъезда.