занят спутник, который должен был ее защищать. Ведьма настойчиво теснила ее прочь от костра и Ивроса. В сторону зияющего провала черной двери.

Гвин замешкалась в попытке перенять инициативу и ударить первой. Но ведьма поняла ее намерение. Она легко скользнула за ее спину, и женщина ощутила жгучую боль. За ней последовал рывок.

Пастырь Проклятых запустила когтистую руку в прекрасные рыжие волосы и швырнула адептку вперед. Прямо в черный провал.

Но вместо того чтобы нырнуть во мрак, Гвин получила удар в бок слева. Удар такой силы, что дыхание перехватило. Далее произошла неумолимая встреча лица с каменной стеной. Благо кладку в этом месте густо устилала дьявольская плесень. Она смягчила удар, потому адептке посчастливилось отделаться лишь звоном в голове.

Огромный черный медведь встал между Гвин и неупокоенной Ашадой Норлан. Зверь поднялся на задние лапы и зарычал так, что задрожали руины.

Ведьма отпрянула назад с яростным шипением. Она пригнулась к земле и как кошка низко завыла. В ее мертвых глазах не было ни тени понимания, кто стоит перед ней.

Ведьма прыгнула.

Оборотень взмахнул лапой и откинул ее прочь, впечатав в закрытый колодец на краю дворика. Он направился к ней с глухим рычанием.

Гвин тем временем поднялась на четвереньки. Тряхнула головой, приходя в себя. Поднялась по стене. Слишком медленно, как ей казалось.

В нос волной ударил запах. Едкая вонь гниющего мяса, от которой тошнота подступила к горлу. Запах сотни надвигающихся мертвецов.

Гвин подняла округлившиеся от ужаса глаза и крикнула севшим голосом:

– Ив!

Они посыпали во двор сквозь открытые ворота. Лишь горящий костер и присутствие громадного медведя заставили их замешкаться. Оборотень повернул голову в сторону мертвецов и гневно зарычал, обнажая длинные, как ножи, клыки.

В другой ситуации они бы сторонились его. Будь их меньше. Будь они в лесу. Умертвия забоялись бы. Но только не теперь, когда рядом оказалась их хозяйка, а незваные гости забрались в ее дом. Поэтому они вступили в схватку со зверем. Устремились к нему волной, готовой накрыть оборотня с головой и поглотить.

Гвин наблюдать за ходом сражения оказалось некогда. Нельзя было терять ни секунды. Адептка напряглась. Ощутила каждую жилку внутри тела. Губы зашептали заклятие. Громко. Громче любых привычных чар. Эти слова приходили в голову сами, стоило гостеприимно раскрыть сознание. Они меняли ее, заполняли до краев и стирали, объединяя разум с окружающими энергиями.

Алые завихрения огня, сизый туман водной стихии, окрашенная в бурые оттенки дрожь земли, желто-зеленые потоки энергии воздуха – Гвин видела, как их чарующая красота соединяется с ней. Как нити тянутся к коже. Как сливаются и растворяются в ее собственных энергиях. Ее разум словно поднялся над телом, распространяясь дальше и шире. Адептка невольно залюбовалась тем, что происходило вокруг. Но прекраснее всего прочего в этом калейдоскопе энергий оказалась отливающая золотом сила Ивроса. Горячая. Бурлящая. Сочетающая в себе прочие энергии разом. Точно весь Нордвуд откликался на каждое его движение.

– Ты пришла занять мое место, девочка? Тебе не сдюжить.

Голос ведьмы. Он звучал отовсюду сразу.

Пастырь Проклятых поднялась. Так, что ее ноги вовсе перестали касаться земли. Она раскинула руки. Точно тянула за ниточки неживых марионеток, что в этот миг пытались одолеть громадного медведя.

– Шлейф пепла стелется следом. Я вижу тень огромного взрыва, что накрывает тебя с головой. Их руки протянуты к тебе. Но ты ничего не сделала. Ты отвернулась. Отвернулась, потому что презирала их. А они презирали тебя. Окулус. Нет. Такой, как ты, никогда не совладать с Нордвудом. Чувствуешь вкус их праха?

Адептка подняла голову. Медленно выпрямилась.

Из-под каскада густых волос показалось лицо. Резкое. Хищное.

Бледная кожа. Опалесцирующие очи распахнуты неестественно широко. Кривая ухмылка расчертила алебастровый лик со следами грязи.

Она наклонила голову на один бок. Потом на другой. Как делает птица.

Размяла плечи. Поиграла пальцами. Будто видела их впервые.

Задумчиво прикусила нижнюю губу. Слишком сильно. Длинный клык вошел в нежную плоть. Тонкая алая струйка сбежала вниз по подбородку.

Женщина облизала губы кончиком языка, пробуя свою кровь на вкус. Довольно улыбнулась. И громко произнесла:

– Твое время пришло, Ашада. Твой потомок примет Нордвуд. Иди к свету.

Голос Гвин эхом разнесся над руинами Архейма.

Она воздела вверх руку. И тотчас пламень костра с ревом взмыл вверх высоким жарким столпом. Свет стал ослепительным, почти белым.

Ошалевшие от этого света мертвецы замешкались и с шипением бросились врассыпную. В воротах возникла давка из уже мертвых тел. Захрустели кости. Никто не хотел оставаться во дворике больше ни секунды. Свет гнал их прочь. И уже ни один Пастырь Проклятых не мог заставить их повернуть обратно.

Медведь раздавил огромной лапой скелет, который прижимал к земле. Ребра с треском разлетелись в стороны, как сухой хворост. Оборотень зарычал вслед убегающим мертвецам. Похоже, мериться с ним силами больше никто не собирался. Однако оставалась ведьма.

Всевидящие очи окулус обратились к ней.

О да. При жизни она была прелестна. Тут уж никакой король бы не устоял. Без сомнений. Но обман и презрение сломили ее. И жаждущее всеобщей любви сердце почернело. Обратилось в холодный небьющийся кремень, теперь еще и обугленный после прошлой встречи с Гвин. Она поместила этот кусок отмершей плоти обратно в разбитую грудь. И это был не жест нежити, что жаждет одной лишь мести, власти да короны на голове. Это был поступок глубочайшей боли.

Ашада Норлан взвыла. Рванулась к Гвин. Ярость в ее крике граничила с безумием.

Нити, что направляла окулус, держали крепко. Незримые и прочные.

– Я прощаю тебя, истерзанное дитя, – уже без улыбки произнесла Гвин. А затем повторила: – Иди к свету.

Ведьма забилась в путах. Заверещала, закрывая лицо руками от слепящего огненного столпа.

Гвин потянула снова. Быстро. Чтобы мучения не оказались слишком долгими.

Пастыря Проклятых швырнуло в огонь.

Вой неупокоенной нежити стал таким высоким, что заложило уши.

Вой перешел в крик умирающей женщины.

Крик сменился всхлипами.

И затих.

Огонь снова стал красным. Уменьшился до размеров обычного костра, в котором не осталось ничего, кроме догорающих углей. Оттого показалось, что во дворике невообразимо темно. Однако живой мрак рассеялся. И даже вход во дворец не выглядел больше входом в черную бездну. Руины оказались лишь обветшалыми руинами. А жирная зеленая плесень усыхала и бледнела на глазах, превращаясь в осыпающийся прах.

Гвин не могла понять, сколько прошло времени. Она не помнила, как именно сгорела ведьма. Не понимала, что делала сама в этот момент. Не осознавала, что происходило вокруг и куда пропал медведь.