книг. Разжилась письменным столом и горой пергамента. Заглянула Гвин и в кухню, где услужливо улыбающийся Бартолеус без вопросов поделился с ней всем, на что показывал ее тонкий пальчик. И пока муж и свекор занимались государственными вопросами, а Девана и ее подружки норовили сунуть носы в башню, адептка с увлечением погрузилась в обустройство нового места.

В Нордвуд возвращались люди. Все те, кто недавно бросил дома, стремились успеть до наступления морозов. Мейхарты решили, что по весне начнут восстанавливать старый Архейм. Похоже, ожидался приток и совершенно новых поселенцев. Всех, кто мечтал жить под надежной защитой предприимчивой чародейки. Никого более не пугала нежить.

В Высокий Очаг потянулись просители. Селяне со своими проблемами и заботами. Но шли они не в тронный зал к королю. Шли они в высокую башню на севере замка. А к тем, кто не мог подняться по ступеням, рыжеволосая заклинательница спускалась сама. Время от времени король скрипел зубами. Однако возражать не смел. Поэтому Гвин сочла его острые взгляды простым проявлением ревности. Мол, невестка потихоньку прибирает его народ к рукам. Сама же «невестка» никому в помощи не отказывала не только потому, что Норвуд был в каком-то смысле ее землей, а люди – ее людьми. Была и еще одна причина.

За годы службы в Академии она усвоила одну простую истину: адепты берутся за ту работу, какую никто другой сделать не может. Алхимики, лекари, монахи, стражники, наемники – как бы значима их роль ни была, даже они обращались к адептам по тем или иным вопросам. Адепты помогали. А в ответ заслуживали безоговорочное уважение. Потому ты не можешь отказать вопрошающему. Но имеешь полное право на скверный характер. Репутация важна, ничего не поделаешь.

Минуло два месяца со взрыва. И месяц с того дня, как Гвин навсегда упокоила Пастыря Проклятых. Но ей казалось, что прошли годы.

Зима наведалась в Нордвуд крупными белыми хлопьями на фоне низкого серого неба.

Рыжая адептка распахнула одно из окошек в своей башне, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Несколько снежинок влетели внутрь с порывом ветра. Вместе с ними прибыл и еще один гость.

Большой ворон сел на подоконник и громко каркнул, глядя на Гвин.

Сердце в груди подпрыгнуло и застучало чаще.

– А я все гадала, когда же кто-нибудь из ваших ко мне явится, – усмехнулась она.

В ответ ворон снова каркнул. Он позволил адептке подойти к нему вплотную и погладить угольно-черные перья на спине. Посмотрел на нее ярко-желтым глазом. Каркнул в третий раз.

Гвин наклонилась к птице и тихо произнесла:

– Передай ему, что я очень хочу его увидеть.

Терновое сердце

Пролог

Их разбудил шум со двора – взволнованные возгласы. Будто случился пожар, и теперь вся челядь Высокого Очага вынуждена была суетливо тушить его.

Первой проснулась Гвин. Села в кровати, пытаясь понять, почему полумрак в комнате отсвечивает зеленью. Рядом заворочался Кевендил Мейхарт. Принц Нордвуда приподнялся на локте и сонно спросил:

– Что происходит?

Супруга точно и не заметила вопроса. Все ее внимание было приковано к окнам.

Она легко выскользнула из кровати и, как была, в тонкой сорочке, подошла и открыла шторы. Выглянула. Выругалась под нос одним из тех грязных слов, о существовании которых приличные леди обычно и слыхом не слыхивали.

Кевендил нехотя вылез из-под пухового одеяла. Он невольно поежился, потому как в комнате было весьма прохладно. Мужчина подошел к супруге и ласково обнял тонкий стан обеими руками. Выглянул в окно поверх ее плеча.

– В чем… святые небеса! Что это?

Брови принца поползли вверх. Ничего подобного он в жизни не видел.

Убывающая луна на чистом небосклоне оказалась светло-зеленого цвета. Как налитая спелая виноградина, сквозь тонкую кожицу которой видно мягкую сердцевину.

– Зеленая луна. – Гвинейн задумчиво обняла руки мужа в ответ. Закусила губу.

– Да вижу, – он покачал головой, – но что это значит? Предвестие какого-нибудь очередного конца света?

Гвин фыркнула.

– Не говори глупостей. Есть такая традиция в Идарисе. На могиле умершего чародея зажигают зеленый огонь. И этот зачарованный огонь горит около месяца. Это, – она кивнула в сторону луны на небосклоне, – знак памяти погибшим во время взрыва в Академии. Поминальный огонь в честь тех, у кого никогда не будет своей могилы.

Голоса во дворе стали еще громче. Судя по интонациям, неизвестное явление испугало людей не на шутку.

– Вот что, – Гвин высвободилась из объятий мужа и повернулась к нему, – спустись-ка вниз, мой дорогой супруг, и объясни нашим людям, что бояться нечего. Расскажи, что произошло и почему луна вдруг зазеленела. И предупреди, что такой она может оставаться довольно долго.

– Сейчас? – Кевендил изобразил страдальческую гримасу.

– Нет, завтра! – Она с негодованием хлопнула себя по бедрам. – Твои люди напуганы. Им нужны надежный монарх и его поддержка. Докажи, что ты надежный монарх. В противном случае они явятся сюда сами в поисках меня и ответов. А я, знаешь ли, не совсем одета.

Она развела руками, демонстрируя наряд из тонкой материи. Напротив окна ткань просвечивала, очерчивая контуры стройного женского тела.

Кевендил вздохнул.

– Ладно. – Он нехотя принялся одеваться. – Уговорила.

Гвин чмокнула его в щеку.

– Какой ты у меня заботливый, ваше высочество.

Она вновь отвернулась, тотчас позабыв о супруге. Не сводила взора с зеленого пятна на черном небосводе. Гвин отвлеклась от него, лишь когда закрылась дверь за мужем.

Тогда адептка засунула ноги в мягкие ночные туфли, спешно накинула на плечи тяжелый шерстяной плащ, запахнула его поплотнее и заторопилась прочь из комнаты. В надежде, что никого в коридоре не встретит.

К счастью, все слуги толпились во дворе, обсуждая непонятное природное явление, а остальные члены королевской семьи считали ниже своего достоинства вылезать из кроватей без должного повода. Таким поводом могло послужить, например, объявление войны соседом или нападение на замок огнедышащего дракона. А еще лучше одновременно первое и второе. Потому Гвин без всяких препятствий миновала несколько коридоров и вышла на темную узкую лестницу. Она практически на ощупь поднялась в башню, где располагались ее рабочие комнаты. Только там женщина позволила себе отдышаться и зажечь свечу на столе.

Прохлада в помещении пробирала до костей. Очаг остыл. Разжигать его времени не было. Благо чернила не замерзли, и адептке удалось начать писать письмо незамедлительно.

На узком клочке пергамента она вывела лишь несколько строк. Писала сосредоточенно, до боли закусив нижнюю губу. От волнения и холода пальцы дрожали, но женщина ничего вокруг не замечала. Она даже забыла присесть. Так и