к счастью – единственная система координат для нее, по которой и может и должно быть выстроено отношение к морали, традициям и ценностям. И это стремление абсолютно эгоистично, оправданное волевым физиологическим импульсом.

«Первейшее на земле право – это право Я. Первейший долг человека – долг перед собой. Его нравственный долг – никогда не отождествлять свои цели с другой личностью»[173]. Забота о своих интересах не противостоит морали. Это единственный естественный посыл, который не должен подавляться такими этическими метанарративами (высказываниями, интерпретирующими прочие высказывания), как долг, служение, жертвенность. «В честных отношениях нет жертвенности, – пишет Айн Рэнд в романе “Источник”. – Если же нет желания, они [люди] не обязаны иметь дело друг с другом. Это единственная верная форма отношений между равными. Иное – отношение раба и господина или жертвы и палача»[174].

Поэтому забастовки членов профсоюзов не только не волновали, но и раздражали героев ее произведений. Забастовки останавливали начатую работу. «Забастовка, объявленная профсоюзом строителей, приводила Франкона в ярость… Забастовка могла перечеркнуть все блистательные перспективы»[175]. Права рабочего, повышение заработной платы и гарантии социальных пособий не интересовали главных героев. Так же как и Франкону, Китингу «все это было глубоко безразлично и вызывало раздражение»[176].

Свобода действий человека ограничена свободой действий другого человека. Человек должен действовать в собственных разумных интересах, мораль же служит средством удовлетворения рациональных желаний. Свобода интерпретации понятия морали может привести к тому, что интерпретация ставится выше морали. Эту ошибку можно понять, говорит Айн Рэнд, проанализировав поведение личностей, выдающих собственные интересы за интересы класса или даже человечества. «Гуманист начинает признанием в любви к человечеству и кончает морем крови»[177], – так жестко отзывается она о множестве исторических эпизодов, преобразуя их в доказательные примеры.

Раздражение, вызванное забастовкой, Айн Рэнд объясняла не финансовой успешностью героев, а их мастерством, которое граничит с искусством. Это люди своего мира, сконструированного по необычайно талантливым чертежам: «Это были эскизы зданий, подобных которым не было на земле – словно их создал первый человек, родившийся на свет и никогда не слышавший о том, как строили до него»[178]. В своем спроектированном мире Говард Рорк не жил, не уделял внимание другим: «У миссис Китинг никогда не было чувства, что Рорк действительно здесь живет. Он не добавил ни единой вещи к самому необходимому из обстановки… ни картины, ни вымпела – ни одной теплой человеческой мелочи. Он ничего не принес в комнату, кроме одежды и чертежей… Иногда миссис Китинг думала, что здесь живут чертежи, а не человек»[179].

Жизнь индивида служит ему его единственным собственным нравственным предназначением. Труд во имя метафизического «общественного блага»[180] Айн Рэнд предлагает заменить на труд продуктивный – открытие неограниченных достижений человека, что требует от него проявления лучших качеств характера: творческих способностей, целеустремленности, уверенности в себе.

Описание многих героев романов и повестей Айн Рэнд отвечает данным представлениям. Таков как раз талантливый архитектор Говард Рорк, главный герой романа «Источник»: «Говард Рорк никого не видел. Для него улицы были пустынны, он мог бы совершенно спокойно пройти по ним голым»[181]. Другой талантливый архитектор из этого же романа Питер Китинг ведет себя столь же самоуверенно: «В день окончания института он послал ей телеграмму и с тех пор совершенно забыл о ней»[182]. Описание людей в романе «Источник» героями происходит через перечисление их качеств или знакомств, а не погружение в их внутренний мир: «У миссис Данлоп есть сестра, которая замужем за самим Квимби, тем самым крупнейшим торговцем недвижимости»[183]. Или Роджер Энрайт: «Он ненавидел банкиров, профсоюзы, женщин, евангелистов и биржу»[184].

Персонажи Айн Рэнд не бесчувственны; но моменты редкого, иногда единственного эмоционального просветления запоминаются как события. Так, известный собственник, профессионально состоятельный и ироничный человек Тухи был удивлен появлением в своей жизни племянницы Кэтрин Хейлси: «У Тухи не было намерения держать ее в своем доме. Но когда она сошла с поезда в Нью-Йорке, ее простоватое личико на мгновение стало таким красивым, будто перед ней открылось ее будущее и его отблески сияли на ее лбу, словно она рада, горда и готова принять будущее. Это был один из тех редких моментов, когда самый скромный из людей осознает, что значит быть центром вселенной»[185].

Желание стать центром вселенной в творческом или личном плане испытывал каждый герой романа «Источник». Питер Китинг спрашивает прекрасную Доминик, неужели та не была ни разу влюблена. Она отвечает: «Нет, не была. Я действительно хотела влюбиться в тебя. Думаю, это было бы удобно. Но видишь ли, я ничего не чувствую. Мне все равно – ты, Альва Скаретт или Лусий Хейер»[186]. Любовь была бы удобной в их отношениях, но на компромисс она не пошла. Айн Рэнд дает надежду для эмоции женщины. Роман заканчивается фразой, которая и описывает весь мир Доминик, красивый и завершенный: «Перед ней остались лишь океан, небо и Говард Рорк»[187].

Наиболее совершенной моделью государственного устройства Айн Рэнд считает либеральный капитализм, предоставляющий наибольшие возможности для развития личности. Общей единой ценностью Айн Рэнд считает человеческую жизнь. Рационально обоснованный гуманизм Айн Рэнд сравнивают с теориями Карла Поппера и Эриха Фромма. Как и они, она отвергает метафизический эссенциализм, социально обусловленные представления о природе вещей, навязанные людям. Так, альтруизм для нее – эссенциалистский фантом, вредныйи опасный. С Айн Рэнд можно не соглашаться, но нельзя не воздать должное ее критичности и радикальности. Критичности, оставляющей место для просвета счастья после многих лет упорного труда.

Глава 12

Сьюзен Зонтаг

Сьюзен Зонтаг (1933–2004) задает мучительный вопрос: «Кто сегодня верит, что войны можно отменить? Никто, даже пацифисты»[188]. Она первая после террористического акта 11 сентября 2001 года в интервью сказала, что причины агрессии радикалов кроются отчасти в культуре американского народа, в цивилизационном устройстве экономики, в общей ответственности. И, чувствуя боль гибели близких людей, мы должны тем больше чувствовать ответственность за рост насилия.

Нас пронзает боль в страданиях наших близких, в то же время страдания чужих людей стали для нас слишком привычными. Выставка фотографий «Здесь Нью-Йорк», устроенная в конце сентября 2001 года в манхэттеновском Сохо, собрала миллионы посетителей. Устроители выставки призывали любителей и профессионалов, случайных свидетелей нести фотографии и свидетельства прошедшей атаки, которые без подписей и указания авторства помещались на стены.

Первая книга, за авторство которой боролись двое: муж Филипп Рифф и жена Сьюзен, была посвящена Фрейду. Филипп написал в предисловии