– Что мне делать с этой шляпой?

Снизу поднимался гул, как от пчелиного роя, и Оливии пришлось наклониться к нему, чтобы он услышал ответ.

– Вы считаете, что это оперная шляпа, без которой спектакль не состоится?

– Я знаю только одно: из-за этой чертовой шляпы никто ничего не увидит.

– Хм, она действительно несколько высоковата. Вам лучше снять ее.

– Кто это сел рядом с Розалин? За обедом его с нами не было.

– Сын графа Грантли виконт Мэнсфилд. Думаю, он увидел ее, когда мы входили, и надеется быть ей представленным.

– Я должен это позволить?

– Это решит наша хозяйка. Но не беспокойтесь, никто так не умеет составлять партии, как ее высочество.

До этого момента задача выдать сестру замуж была теорией. Теперь рядом с Розалин сидел молодой человек, смотревший на нее во все глаза, и Джо не мог сказать, что его это не беспокоит. Если она выйдет замуж, то останется здесь, в Лондоне.

Мысль о том, что ее не будет рядом, больно кольнула сердце. Ему предстоит прожить много лет, не видя ее. Па ездил каждый год в Лондон, а он, Джо, оставался дома, на ранчо. Так было заведено, и он не видел причины это менять. Насколько он знал, Па с удовольствием проводил здесь по нескольку месяцев.

– Ей предстоит познакомиться со многими молодыми людьми. Возможно, она выберет не этого виконта, так что перестаньте так таращиться на него.

– Дело не в нем. Просто я только сейчас по-настоящему осознал, что, когда она выйдет замуж, нас будет разделять океан. До этого нас никогда не разделяло ничего больше стены.

В ушах звенел гул поднимавшихся снизу голосов. Джо закрыл глаза, стараясь отвлечься от него. Но потом его руку накрыло что-то теплое. Пальцы Оливии сплелись с его пальцами, и она, придвинув к себе, накрыла их своей юбкой.

– Мне жаль. Разлука с братом или сестрой – это так тяжело. Хит, по крайней мере, вернется домой и останется.

Даже он знал, что держаться за руки на публике – это неприлично… даже в перчатках. Но если этого не видит никто, кроме них двоих, то какая разница? Если ему это нравится – а Джо это нравилось, – и она сама начала это, то он будет держать ее за руку столько, сколько она позволит.

Внезапно он почувствовал, что чем дольше будет длиться спектакль, тем лучше. И это разительно отличалось от того чувства, с которым он пришел. Джо обратил взор к тому, что происходило внизу. Очевидно, в оперу люди действительно ходили на других посмотреть и себя показать. Леди и джентльмены вертели головой туда-сюда, подмечая, кто, где и с кем.

Джо не мог сдержать улыбки, поскольку наблюдать все это сверху было куда удобнее, чем смотреть снизу вверх. Никто из сидевших внизу не мог видеть их с Оливией скрещенных рук. Даже те, кто сидел сзади них, не подозревали об этом неприличии. Очень приятном неприличии.

Герцогиня бросила на него многозначительный косой взгляд. Но он, конечно, не означал, что она знает о происходящем. Скорее всего, взгляд относился на счет молодого человека, сидевшего рядом с его сестрой. Может, она знала, что этот виконт мот?

Джо вопросительно выгнул бровь. Герцогиня ответила тем же и перевела взгляд на сцену. И при этом улыбнулась! Конечно, он не представлял, в чем дело, да и не мог представлять. Что происходит? Временами женщины его озадачивали. Он их не понимал. Кого он понимал, так это молодых людей. Ему хватило бы нескольких слов с воздыхателем Розалин, чтобы понять, чего он стоит.

В зале стало темнее. Секунду спустя свет упал на расшитый синий занавес, который раскрылся, и на сцене показалась женщина среди декораций, представляющих пастбище. Рядом с ней радостно скакал живой ягненок. Пока она пела своему стаду сладкую лирическую песню, к ней подкрадывался мужчина, переодетый волком.

Джо невольно взглянул на безусого молодого человека, сидевшего подле Розалин. Он выглядел безобидным, но мог оказаться хищником, как в опере. Но даже если он был благороднейшим пэром, Джо все равно не испытал бы к нему тепла, потому что он мог забрать Розалин. Джо никогда не мог понять, почему Ma настраивала ее выйти замуж за титулованного человека из другой страны.

Он перевел взгляд на сцену, где пастушка пела своему стаду очередную серенаду. Но основное его внимание по-прежнему было сосредоточено на теплой руке Оливии.

Когда взгляд Джо опустился на публику в партере, он заметил одно лицо, которое не было обращено к сцене.

В то время как оперный волк не представлял реальной опасности, тот, кто наблюдал за Оливией, был опасен. Маркиз не оставил своих намерений. После того как Оливия ему отказала, его интерес к ней только действительно усилился.

Джо незаметно скользнул взглядом по этому человеку. Ему не хотелось, чтобы Оливия заметила что-нибудь неприятное.

Возможно, ему не следовало принимать протекцию этой женщины так близко к сердцу. Ее благополучие не должно заботить его больше, чем благополучие любой другой женщины. Но рука не «любой другой женщины» так доверчиво лежала в его руке! И Джо прекрасно понимал, что это доверие далось ей не просто.

Так что необходимость приглядывать за ней была для него глубоко личным делом. Она с силой стучала в его венах, как исконная потребность мужчины защищать свою женщину. Хотя Оливия не была его женщиной. Он просто держал ее за руку. Но раз уж в Лондоне никто не мог ее защитить, Джо взял эту задачу на себя.

Несмотря на то что он не глядел прямо на Уэйверли, Джо заметил, что тот перевел взгляд на сцену.

Пусть себе считает, что он подкрадывается к Оливии Шоу и вот-вот набросится на нее. Ему неведомо, что за ним тоже следят.

Опера закончилась, все хлынули из ложи, и Оливия испытала гордость за Джосайю, которому удалось не заснуть. Возможно, ему было интересно. Сама Оливия посчитала представление скучным, но она тоже не дремала. Да и как она могла, когда ее рука испытывала самые странные ощущения, и даже перчатка не могла им воспрепятствовать! В какой-то момент она чуть было не сняла перчатку, чтобы полнее ощутить тепло его руки.

Но нет… ни за что! Даже то, что она уже сделала, было чрезвычайно дерзким. И все же Оливия не могла сказать, что жалеет об этом. Она никогда в жизни не держала мужчину за руку, чтобы просто ощущать ее тепло.

Муж не имел склонности к нежностям, по крайней мере после свадьбы, но даже до этого он только изображал нежность. Какой же наивной и простодушной она была, если не замечала разницы между искренностью и фальшью!

Теперь она все понимала. Внимание, которое проявлял к ней Джосайа Стетон, несомненно, было откровенным выражением чего-то, и, чем бы ни оказалось это что-то, оно было совершенно искренним.

Таким же искренним был порыв, заставивший ее саму взять его за руку. Этот человек нуждался в поддержке перед лицом ожидавшей его потери. Оливии хотелось дать ему эту поддержку и успокоить его. Ей нравилось поддерживать и успокаивать. Разве не этим она занималась каждый день с Виктором?