Джо часто задумывался, что бы он сделал, если бы не должен был вернуться домой? Если бы он по какой-то причине остался здесь, захотела бы Оливия близости с ним? Похоже, нет. В отличие от него за ее улыбкой, видимо, не скрывалось ничего. По крайней мере, так ему казалось.

Проклятье! Какое ему дело до этого, если он все равно уедет домой?!

Забавно, мысль о возвращении домой обычно улучшала ему настроение. Но после того, как он поцеловал Оливию, эта мысль стала наводить на него тоску. Нет, это просто смешно. Он ничего так не хотел, как вернуться домой, сесть на лошадь и заарканить пару телят.

Внизу юный Мэнсфилд склонился, чтобы на прощание поцеловать руку Розалин. Поцелуй затянулся, но Оливия не отрывала глаз от книги. Может, ему пора выпрыгнуть из окна, подумал Джо.

Наконец Мэнсфилд пошел прочь, но не преминул бросить несколько выразительных взглядов через плечо. Вскоре калитка за ним закрылась.

А-а-а, вот оно что. Джо увидел, как плечи Оливии содрогаются от сдавленного смеха.

Внезапно на террасу Фенкрофт-Хаус выбежал Виктор. Перебравшись через низкую ограду, отделявшую ее от парка, он опрометью бросился к матери. Она подхватила его, сжала в объятиях и расцеловала. Когда-нибудь вся эта любовь достанется какому-то счастливцу.

Негодование в отношении ее воображаемого избранника больно сдавило сердце. Но Джо Стетон не собирался стать ее мужчиной. Он собирался вернуться домой в Вайоминг, и ничто не могло его остановить.

Он ничего не имел против Лондона, кроме разве что грязного городского воздуха, но это был город джентльменов, город его отца. Со временем ему придется взять на себя заботу о фамильном поместье, но до этого еще далеко. Когда придет время, он будет делать то же, что делал отец, – путешествовать между двумя странами. Но концом путешествия всегда будет ранчо, которому принадлежит его сердце.

О черт! Так было. Но Оливия украла его, и теперь оно здесь.

И все же, даже если бы он решил, что его дом здесь, это ничего не изменило бы, если он ей не нужен.

Ситуация казалась неразрешимой, и Джо это печалило.

В комнату вбежала Розалин. Он никогда не видел сестру такой счастливой и не мог позволить себе омрачить ее радость своими переживаниями. Сейчас его дело понять, можно ли считать ее избранника хорошей партией. После этого – или, возможно, до, если он все уладит, – он отправится на север, в поместье Хейверсмир. Оставалось только надеяться, что к тому времени, когда все дела там будут сделаны, его сердце немного успокоится.

– Я предпочел бы сыграть в покер, – буркнул Джо, сидя напротив сестры за карточным столом.

– Я тоже. Однако большинство джентльменов играет в вист, и тебе наверняка не захочется выглядеть профаном. Играть в него несложно, нужно только быть внимательным.

– Извини. Но у меня другое на уме.

– И я знаю что.

Возможно, она знала, но Джо не хотел об этом говорить, поэтому он сделал вид, что изучает свои карты.

– Это Оливия, – продолжила Розалин, не обращая внимания на его попытку уклониться от разговора. – Так всегда бывает с тем, кто влюблен.

– Я не влюблен. И откуда тебе знать, как это бывает?

– Конечно, влюблен. Просто ты этого еще не понял.

– А ты поняла?

– Это достаточно очевидно.

– Я не могу влюбиться в нее. У нас нет будущего. Розалин махнула рукой, показывая, что, по ее мнению, упоминание такого несущественного обстоятельства неуместно.

Сэр Бристл повернул голову к двери, поднял морду и принюхался. Его хвост с силой ударил по ковру.

Из холла на первом этаже донеслись тихие голоса.

Пес встал и потрусил к двери.

– Это кто-то, кого он знает. Кто бы это мог быть в такой час?

Легкие шаги быстро поднялись по лестнице, и в комнату вошла невысокая фигура в черном.

– Мама! – воскликнула Розалин. Вскочив, она подбежала к Ma, крепко обняла ее и захлебнулась от радости. – Не могу поверить, что ты здесь!

От восторга Розалин не смогла толком разглядеть мать. Ma с ног до головы была одета в черное. Глаза помутнели от слез, уголки губ скорбно опущены. Эсмеральда Стетон была в трауре. Па покинул ее навсегда.

В спальню Оливии светила луна. Сидя на кровати, она наблюдала за мрачноватой, но красивой игрой света и тени. Было поздно. Ей следовало спать, но что-то было не так, хотя она не имела понятия, что. Просто какое-то навязчивое чувство тревоги, причину которой Оливия не могла объяснить.

Виктор спал. Она знала это, потому что трижды заходила к нему после того, как уложила его в кровать.

В доме царили тишина и покой. Но только не у нее на душе.

Сбросив одеяло, Оливия подошла к креслу матери, опустилась на подушки и взглянула в окно, выходившее в парк.

Возможно, с приходом дня беспокойство отступит.

Внезапно она выпрямилась, пристально вглядываясь в темноту. В парке кто-то был.

На скамейке у фонтана, закрыв лицо руками, сидел Джосайа. Его плечи содрогались, будто он плакал. Но почему? Что-то случилось.

Розалин! Что с ней?

Схватив с кровати халат, Оливия побежала к двери. На ходу она сунула ноги в тапочки и бросилась вниз по лестнице, а затем по коридору к выходу в сад. Когда она добежала до фонтана, ее уже мутило от страха. Внутри все сжалось в комок.

Должно быть, Джосайа услышал ее шаги и прерывистое дыхание, потому что он поднял голову.

– Джо?

Он протянул к ней дрожащую руку. Оливия схватила ее и села рядом с ним. Оглядевшись по сторонам, Джо обнял ее и уткнулся лицом в ее шею. Оливия не слышала рыданий, но почувствовала, как ее халат намокает от слез. Она погладила его по голове и прижала к себе, как делала с Виктором, когда ему было больно.

Впрочем, это было совсем не то, что обнимать и успокаивать Виктора. Потребность успокоить Джо казалась более неодолимой. Она не смогла бы уйти в дом или отослать его, как ребенка. Джо нуждался в ней. И что бы ни стало причиной его несчастья, оно было пострашнее царапины. Оливия чувствовала, что его боль намного сильнее, и справиться с ней было совсем не просто.

Спустя несколько минут она погладила Джо по спине и, немного отстранившись, заглянула ему в глаза. Они были красными и припухшими. Даже при лунном свете она ясно увидела в них глубокую скорбь.

– В чем дело, Джо? Что случилось?

Он покачал головой, попытался заговорить, но не смог.

Оливия снова прижала его к себе и прошептала:

– Я здесь. Успокойтесь, я с вами.

И наконец она почувствовала, как напряжение уходит из тела Джо. Обнимать его казалось ей таким естественным, таким правильным. Дать ему выплакаться у нее на плече было проявлением глубокой дружбы… а может, чего-то большего.