как я извиваюсь — я видела, что это просачивается сквозь его холодное выражение лица. Это вызвало во мне жжение разочарования.

— Хорошо.

Мы уставились друг на друга.

Никто из нас не хотел признавать, что мы блефовали. Я — ради благополучия Тайлера, а он — ради его гигантского эго. В груди у меня застучало беспокойство. Я не думала, что смогу выбраться из этого.

— Если я это сделаю, ты оставишь это при себе? — я отстегнула ремень безопасности, и его взгляд проследил за этим движением.

Его челюсть дергалась в раздумье, но напряжение в плечах говорило, что это последнее, чего он хотел сделать. Возможно, тогда ему не стоит недооценивать своих противников. Его взгляд остановился на мне, один кивок головы, и бабочки в моем животе взлетели.

Я приказала себе покончить с этим, но покалывание нервозности и ожидания, вибрирующее под каждым сантиметром моей кожи, замедлило мои движения.

Я положила руку на консоль, решив не трогать его там, где не нужно, и наклонилась вперед. Он наблюдал за мной с таким выражением лица, словно стоял в очереди в автоинспекцию. Пять сантиметров, четыре, три… я перегнулась через пропасть.

Мои губы коснулись его, под песню Snap Your Fingers, Snap Your Neck, игравшая по радио. Мягкий и теплый, его запах был концентрированным и отупляющим. Я даже не пошевелила губами, только прижала их к его, но стон поднялся к моему горлу. Я держала его запертым внутри.

Я не могла дышать, каждый сантиметр моей кожи находился в огне.

Точно так же, как я сделала с Тайлером, хотя ничего подобного не было, я вдохнула воздух из небольшой части его губ. Одна секунда, две, три. Я украла его дыхание, но в голове у меня стало легко, будто он взял мой.

Я не слышала ничего, кроме стука своей крови в ушах. Не чувствуя ничего, кроме мягкости его губ и покалывания под кожей. Тяжесть поселилась у меня между ног.

А потом я сделала то, чего не должна была делать. Я не могла сопротивляться, не могла даже думать о том, чтобы остановить себя: мои губы сомкнулись вокруг его верхней губы, на влажный, теплый момент. Это было просто прикосновение к одной из его губ, крошечный вкус того, каково было бы по-настоящему поцеловать его. Я отстранилась, упала на свое место и уставилась вперед.

— Вот видишь, — выдохнула я. — Совершенно платонически.

Его пристальный взгляд слишком долго обжигал мою щеку. Хотя он, должно быть, согласился, потому что только направил машину на подъездную дорожку и отъехал от тротуара.

Глава 13

«Мне нравится быть самим собой. Несчастье любит компанию».

— Энтони Коралло

НИКО

Было два правила, которым я всегда следовал.

Никогда не выходить из дома без моего сорок пятого.[9]

И никогда не ставить себя в положение, из которого, как я знал, не в состоянии выбраться.

У меня было больше врагов, чем у президента Соединенных Штатов, и я прожил так долго, только следуя этим двум простым правилам. Я никогда не испытывал искушения разорвать их — до тех пор, пока меня не заперли в машине с Еленой Абелли.

Флуоресцентные лампы бензоколонки мерцали и гудели над моей головой. Туман падал с темного, беззвездного неба, каждая капля шипела на моей коже. Я чертовски пылал. Сняв пиджак я бросил его на заднее сиденье. Стянул галстук и прислонился к дверце машины. Вдохнув, я не почувствовал ничего, кроме запаха дождя и бензина, и прислушался к шуму шин на скоростной автостраде.

Я мог бы рассмеяться, хотя мне было совсем не смеха. Самое незначительное сексуальное взаимодействие, которое я когда-либо имел с женщиной, так сильно на меня подействовало, что пришлось притвориться, что необходимо заправиться, чтобы я мог выйти из этой машины. Жар пробирался под кожу, и я закатал свои длинные рукава.

Елена Абелли, прижимаясь своими губами к моим, нарушила правило номер два. Я знал, что это не то, с чем я мог бы справиться, но, как идиот, я позволил своему члену взять вверх. Это не убило меня, но, черт, было похоже на это. Я был взвинчен больше, чем когда-либо. Я выругался, и вожделение во всей его зудящей, жгучей красе пронеслось по моим венам.

Я сунул сигарету в рот и засунул руки в карманы. Я не собирался ее зажигать. Если бы я это сделал, мне пришлось бы признать, что она выбила меня из колеи, а я отказывался делать это из-за гребаного школьного поцелуя.

Я прислонялся к машине гораздо дольше, чем потребовалось, чтобы заполнить бак на пять долларов. Я заплатил у насоса — не мог войти, потому что у меня был чертов стояк.

Туман начал охлаждать меня, но не успел я опомниться, как меня втянуло обратно: ее мягкие губы на моих, ее неглубокое дыхание в моих ушах, крошечное прикосновение ее языка, горячего и влажного, прежде чем она отстранилась. К черту меня. Жар устремился прямо к моему паху.

Я не понимал, как мне удалось не схватить ее за затылок, не притянуть ближе, не скользнуть языком по ее губам и не попробовать на вкус. В то время это не было похоже на желание — было похоже на потребность. И это осознание дало мне силы сдержаться. Особенно после вчерашнего вечера. Я думал, что она была материалистичной и поверхностной, но она смотрела документальные фильмы, читала историю и была сдержанной. Мне хотелось знать, чем она занимается днем и какие мысли занимали такую хорошенькую головку.

За мной захлопнулась дверца машины.

Я обернулся и увидел, что Елена смотрит на меня поверх автомобиля. У неё был высокий конский хвост, который мне не следовало обматывать вокруг кулака. Теперь я никогда не забуду, какой шелковистой она была на самом деле.

Она склонила голову в сторону заправочной станции.

— Туалет.

Я кивнул один раз, а затем повернулся к ней спиной, потому что последнее, что мне сейчас нужно, это смотреть на ее задницу, когда она уходила. На ней были леггинсы — этого достаточно.

Я недооценил ее. Думал, что она откажется воспроизвести сценический поцелуй, поэтому дала мне опору, назвав это «платонически» оправдание ерундой. Честно говоря, мне было наплевать, если бы это было именно этим. Это вывело меня из себя.

Я хотел заставить ее извиваться после того, как провел целую неделю, пытаясь изгнать ее полуобнаженное тело из моего сознания. Только она не извивалась, а расстегнула ремень безопасности и поцеловала. Она называла это