Вдыхаю густой воздух, который распирает легкие изнутри.

Чувствую, как гвоздик скользит по языку, и ощущений слишком много. Невыносимо.

Прикусываю нижнюю губу Энзо и облизываю место укуса, будто ему и правда может быть больно.

Я сумасшедшая. Испорченная. Так просто не бывает, невозможно!

Обнимаю его за плечи и утыкаюсь носом в шею, дышу глубоко и жадно. Запоминаю каждую впадинку, изгиб ключиц, запах, похожий на терпкую смесь черноплодной рябины и морской воды.

Хочу влипнуть в него, врасти. Никогда не нуждалась в защите, всегда могла с саблей выйти против врага. Не боялась умереть, шла вперед, как в последний раз, а тут…

Прижимаюсь теснее, словно от этого зависит сохранность моей души, потому что чувствую близкое безумие, черными вихрями закручивающееся над кораблем, и хочу верить в то, что не соврал и правда не бросит умирать.

Энзо ложится рядом. Его дыхание густое и расслоенное, он ощутимо перевозбужден, но вместо продолжения успокаивающе поглаживает меня по животу и, поднявшись выше груди, очерчивает кончиками пальцев ветку папоротника.

– Ты голодна, – усмехается, когда живот тихо всхлипывает в ответ.

– Как зверь, – тихо отвечаю в ответ. – Коня бы съела, – осторожно пытаюсь подняться, но тело – клубок сладкой ваты. Едва ли я смогу стоять. – Кажется, тебе придется донести меня до душа, – сообщаю ему шепотом, а губы Энзо едва дрожат от сдерживаемой улыбки, – у меня ноги отказали.

Он подхватывает меня, не отвечая. На ходу прикусывает ухо и носом зарывается в мои волосы.

– Справишься сама, или потереть тебе спинку, моя рыжая пленница? – ставит меня на поддон и включает воду.

– Раз уж ты сегодня такой добрый, то потри, – упираюсь руками в стену, потому что ноги не держат совершенно. Касаюсь лбом холодного камня и чувствую, как горячая вода бежит по волосам и спине.

Энзо смеётся, но как-то обреченно. Намыливает волосы и долго массирует кожу головы. Ладонями растирает пену по всему телу и прикрывает глаза. Будто прячет по густыми ресницами свои эмоции.

Я не успеваю замерзнуть от прохлады воды, как пират закутывает меня в огромный халат и несёт в каюту. Оставляет меня на постели, молча одевается и идёт к двери. Оборачивается прежде чем уйти.

– Я быстро, не скучай.

Выхожу на палубу и иду прямиком к борту. Мне нужна влага и воздух. Я – идиот. В порыве страсти забыл о самом важном. О том, что обещал себе. Давал слово…

Ария тысячу раз может быть моей любовницей, но не матерью моих детей. Я не хочу такого будущего. Для нее? Или для себя?

Да. Я – чертов эгоист, накрой морское цунами мою душу! И думаю о себе в первую очередь. Думаю о той боли, что выкручивает изнутри и отравляет каждый вдох. Потому что с каждым глотком воздуха будет уходить жизнь из моих любимых и детей. Я не хочу так!

Смышленый матрос, что вчера врубил взлет, стоит на мостике и плавно ведет корабль по волнам. Я киваю ему, но не подхожу. Команда у меня слаженная, сами знают, что нужно делать. Вчера просто что-то пошло не так. Последние дни все идет не так.

– Как Риччи? – говорю, глядя на морскую гладь. Пытаюсь утопить в ней свое пламя и удручающие мысли. Я, как безумный подросток, потерял голову. А разве она у меня была на плечах, когда я сделал Арию своей?

– В себя пришел. Жить будет, но… – отвечает моряк, вырывая меня из дум, и потирает негустую бороду. – Старика Агруда шторм забрал.

– Прискорбно, – тяну, – терять своих тяжело, особенно тех, кто проработал на корабле больше десятка лет.

Иду широким шагом в свое логово. Мне нужно скрыться от пытливых глаз. Долго брожу по периметру комнаты и ищу в тканях, нитках и инструментах успокоение. Да какой там! Все летит к чертям! Швыряю со стола раскроенные вчера для Арии брюки и блузу. Я не должен привязываться. Не дол-жен!

Натыкаюсь подушечками пальцев на острые иголки в подушке и слетаю на пол. Как ребенок скручиваюсь, подтягиваю под себя ноги и сцепляю зубы. Никогда не думал, что испытаю это снова. Думал, что слишком стар для всей этой ванили и эмоций. Ан, нет, она смогла что-то всковырнуть. Выпотрошить.

Взгляд падает на размотанные кружева. Небесного и алого цвета. Под пальцами они теплые, как ее кожа, а как прекрасно они лягут на ее бедра и грудь.

И будто в тумане я режу, шью, выглаживаю швы. Забываюсь на несколько часов.

Кладу набор белья в куль с одеждой. На этот раз я выбрал платье в пол песочного цвета. Легкое, как утренний ветер, с овальным вырезом и кружевной окантовкой. Не помню, когда Мирида в нем ходила, многие платья она так и не успела примерить.

Больно от воспоминаний. Бреду, будто во сне, в кухню. Кок после штормовой ночи наклюкался и дрыхнет. Моряки уже сами стряпали кашу и разлеглись на палубе, как ленивые тюлени. Обхожу их мрачной тенью. Они меня не трогают, знают, что огребут по полной программе.

Я удовлетворен и нет. С утра жар разрывает вены, еще сильней прежнего. Только аппетит раздразнил. Режу вяленый бекон с такой силой, что из него брызжет сок во все стороны.

Я не могу Арию переселить в другую каюту, не могу отпустить от себя, но и с ней рядом невыносимо тяжело. Или наслаждаться, или игнорировать. Последнее у меня не получится. А первое повлечет за собой много личных бед. Вот бы найти сокровище! Возможно, это был бы выход.

Омлет и нарезанное мясо кладу на широкое блюдо. Сбрызгиваю оливковым маслом креветки, мелкие помидоры и твердый сыр, выкладываю на то же блюдо горкой. Два стакана, две вилки и кувшин со свежевыжатым фрешем из клементинов. Немного горьковатый, но зато чудно восстанавливает силы.

                                    ***

Перед каютой медленно выдыхаю. Задержался. Обещал Арии быстро, но провозился с шитьем и распутыванием своих мыслей. Последнее мне так и не удалось, но я решил, что стоит это отложить. Мало времени, и до порта остается несколько дней. Найду, как свежую кровь сохранить, и отпущу птичку. Но от этих мыслей кислота появляется во рту, и я свожу брови, делая шаг вперед.

В начале не понимаю, что это за звук доносится из каюты, а через секунду замираю на пороге. Ария оделась во вчерашнюю одежду, аккуратно сложив халат на кровати.

Замечаю, что она застирала простынь и повесила ее сушиться на стуле. Сама же девушка сидит перед картой, подобрав ноги под себя и расчесывает волосы небольшим деревянным гребнем. Моим, кстати. Нашла все-таки.

Красное золото волос струится по плечами, переливчатое и мягкое в свете люнн. Девушка тихо напевает старую моряцкую песню о русалке, что полюбила бога северного ветра.

Историю невозможной, но состоявшейся любви.

Раз, и пальчики аккуратно вплетают в волосы кожаный шнурок. Одно движение, второе, треск гребня, проходящего через алый шелк. Щеки фурии румяные, а кожа точно светится изнутри. Она – сосуд, наполненный искрящейся влагой и жизнью.