Ее не было. Смятая кровать пустовала. Исчезла и ее одежда.

Эмоции ворвались в его онемевшее сознание, словно воздух в вакуум. Но он не понимал их природы.

Куда она могла подеваться?

Несколько секунд, показавшихся вечностью, он стоял в прихожей, не зная, как поступить. Ее сумка тоже исчезла, и он не мог посмотреть почерк на конверте. В этот момент из кухни донесся звук кофемашины.

На кухне тоже никого. Но к кофемашине прислонена записка. Бастиан прочел ее с неестественным спокойствием:

«Бастиан! Я никогда не забуду дни, которые мы провели вместе.

Спасибо тебе за все, что было».

Вместо подписи буква «С».

И все.

Ничего не чувствуя, он уронил записку и вернулся в спальню. Итак, она его оставила. Видимо, сумма, которую ей удалось получить на этот раз, оказалась достаточной, раз она смогла себе это позволить. То же самое сделала Лиана. Обналичила чек и сбежала со следующей жертвой, своим престарелым поклонником, хохоча над несчастьем идиота, которого обвела вокруг пальца и бросила.

Его губы сжались в тонкую линию. Теперь все иначе. Сабина не знает, что он опекун Филипа и ему прекрасно известно, сколько денег она получила в прошлый раз. Он может выяснить, сколько она получила сегодня. Она наверняка чувствует себя в безопасности.

«Может быть, она надеется вытянуть из Филипа еще больше?»

Бастиан вспомнил, как Филип просил позволить ему более свободно распоряжаться своими средствами, не дожидаясь дня рождения. Как избегал прямого ответа на вопрос, зачем ему деньги. Подозрения вернулись вновь.

С мрачным лицом он уселся за ноутбук.

И вот оно, прямо в его почтовом ящике. Свежее письмо от одного из управляющих инвестициями Филипа с запросом разрешения Бастиана на ликвидацию одного из фондов, которую потребовал кузен. В случае ликвидации освободится более двухсот тысяч евро.

«Двести тысяч евро. Такая сумма позволит Сабине никогда больше не чирикать свои песенки во второсортном ночном клубе».

Бастиан захлопнул ноутбук, чувствуя в горле ком ярости.

Видимо, Филип написал ей сообщение как раз об этом. Значит, он не ошибся, когда решил, что это его фото видел у нее в телефоне. И поэтому она так радовалась. Поэтому сбежала теперь, чтобы вновь переключиться на Филипа?

Бастиана снедал гнев. Нет, этому не бывать! Она никогда не вернется к Филипу.

«Да я прежде увижу, как она горит в аду, чем позволю ей завладеть его деньгами!»

Его губы сложились в неприятное подобие улыбки. Она считает себя в безопасности, но это не так.

Очень скоро она это поймет.

Сара дрожащими руками приклеила к векам накладные ресницы. В голове будто безостановочно отбивали ритм молоточки, превращая мозг в желе. Она пребывала в отчаянии, хотя не было причин так себя чувствовать, однако факт оставался фактом.

Все кончено. Ее время с Бастианом подошло к концу. Несколько сладких дней, и все.

Ее ждет реальная жизнь. Макс встретил ее с явным облегчением и извинениями. Кроме того, сообщил новость, которая несколько подняла ей настроение.

– Это твоя последняя ночь. Рэймонд настоял, чтобы ты выступила, потому что сегодня пятница, а он не может без певицы, но с завтрашнего дня тебя официально заменят. Нет, Сабина не вернулась, просто Рэймонд наконец нашел кого-то еще. А потом, слава богу, мы сможем уехать. Нам досрочно дали место для репетиций на фестивале, так что отправимся прямо туда.

Больше он не сказал ничего и не задавал никаких вопросов, только оценивающе посмотрел на нее, видимо заметив ее отрешенное выражение. Но она была рада. Туман отчаяния прорезал лучик настолько светлый, насколько это возможно в ее состоянии. Осталось только пережить сегодняшний вечер. Она не знала как, но придется потерпеть.

Дрожащей рукой Сара накрасила губы, чувствуя, как внутри, вопреки всему, расцветает надежда. Может быть, еще не все кончено? Вдруг Бастиан и не собирался с ней расставаться? Возможно, ее страхи беспочвенны. Может, прямо в эту минуту он скучает по ней, едет сюда, чтобы вернуть ее.

Нет! Надо перестать истязать себя мыслями о том, хочет ли Бастиан быть с ней. Она не может позволить себе надеяться и мечтать. Не может разрешить себе даже думать о том, о чем хотелось думать больше всего, переживать заново каждую минуту, которую они провели вместе.

«Мне нельзя ни желать его, ни скучать по нему».

Она посмотрела на себя в зеркало. Сейчас Сабина казалась особенно чужой. Внезапно дверь в гримерку распахнулась. Она резко повернула голову. При виде высокой мрачной фигуры, стоящей в проеме, ее глаза засветились радостью и облегчением. Бастиан! Он все-таки пришел, еще ничего не кончено! Он по-прежнему хочет быть с ней! Она была на седьмом небе от счастья.

Но, присмотревшись к нему внимательнее, она замерла. Что-то было не так в его лице и глазах, в том, как он стоял, смотрел на нее мрачным взглядом, как не смотрел никогда раньше. Это совсем не тот Бастиан, которого она знала.

– Я должен тебе кое-что сказать, – резко и враждебно бросил он, взирая на нее темными глазами так, будто между ними стеклянная стена.

Ее сердце бешено заколотилось. Его взгляд словно придавил ее к полу. Враждебность окружала его, как силовое поле. Она чувствовала ее кожей. Что происходит? Почему он так на нее смотрит? Она ничего не понимала.

Секунду спустя она услышала ответ и не поверила своим ушам.

– С этого момента ты будешь держаться подальше от Филипа. Все кончено. Ясно тебе? Кончено! – Он говорил грубо, по какой-то причине обвиняя ее, осуждая.

Сара была в полной растерянности, молча сидела, глядя на него и чувствуя, как на нее накатывает волна противоречивых эмоций. Наконец осознав, что он сказал, она нахмурилась и непонимающе переспросила:

– Филип?

Бастиан разразился злобным смехом, который почти тут же оборвался.

– Уже позабыла его? Ну что ж, – теперь от его слов у нее холодело внутри. – Кажется, мои усилия не пропали даром. По всей видимости, я успешно отвлек вас, мадемуазель. – Пауза, и его взгляд опять пронзил ее. – Как и собирался. – Его грудь вздымалась. – Но не надо себе льстить. Мое внимание к вам было всего лишь способом отвлечь от манипулирования моим кузеном.

Она смотрела на него, как на сумасшедшего. Но это его не остановит. По венам бежала ярость, не отпускавшая с того самого момента, когда он сбросил розовые очки и понял, как ловко она обвела его вокруг пальца. Не Филипа, а его самого!

«А ведь я ей почти поверил! Она почти меня убедила».

Его сжигала ярость. Злость за то, что она оставила в дураках его самого, воспользовалась доверчивостью наивного кузена. За то, что все-таки оказалась не той женщиной, которую он надеялся в ней обрести.