а ее не получившие отпущения грехов дети последуют за ней маленькими полосатыми поросятами. В Швеции сама Глосо иногда считалась «уткастингом» – призраком ребенка, рожденного вне брака и подвергшегося воздействию стихий во младенчестве. На Фарерских островах такой призрак младенца был известен как нидагрисур, «свинья из-под земли». В дополнение к Рождеству эти беспокойные духи часто появлялись на свадьбах своих матерей или более удачливых братьев и сестер, чтобы оплакать собственную трагическую судьбу.

Опять же, сердитая свинья могла быть призраком озадаченного поросенка, который весь год блаженствовал на откорме с особым уходом, чтобы аккурат перед Рождеством попасть под топор.

Йольский кот

Первым котом, появившимся еще до Рождества, стал исландский Йолакёттур, или «Йольский кот», чьим любимым блюдом были люди-лентяи. Поскольку в Исландии нет диких кошачьих хищников, Йольский кот, вероятно, представлял собой увеличенную версию пушистых норвежских лесных кошек, которые тянули повозку богини Фрейи по небу.

Йольский кот начинал охоту осенью, когда все выполняли тяжелую работу по заготовке запасов на долгую зиму. Первым шел сенокос, затем убой тех животных, которых нельзя содержать в течение зимы, после чего мясо приходилось коптить и хранить. Оставшуюся овечью шерсть, остриженную весной, нужно было прясть, а затем вязать или ткать новую одежду для всех в доме.

Любой, кто не внесет лепту, не получит на Рождество обновку. О служанке или батраке, которые разгуливали в потрепанных юбках или дырявых брюках в день Рождества, говорили, что они «идут к Рождественскому коту», потому что, судя по одежде, они были вкусной едой для Йолакёттура.

Оборотень

Когда-то считалось, что дети, рожденные на Рождество, могут видеть духов. Однако у тех, кто родился в любой из Двенадцати дней или ночей Рождества, были хорошие шансы стать оборотнями. В Румынии оборотни также могли появиться на свет в сентябре, потому что их родители поддались искушениям плоти во время Адвента, который в Средние века считался временем покаяния.

«Волки бегут» – зловещая фраза в детской книге Джона Мейсфилда 1935-го года «Волшебная шкатулка» (The Box of Delight), действие которой происходит в начале школьных рождественских каникул. Те, кто произносит эту фразу, имеют в виду не Canis lupus, а оборотней.

Рождественский оборотень может быть связан с переносом римских луперкалий из февральских ид в Йоль. Луперкалии были римским Днем матери, праздником в честь волчицы, кормившей Ромула и Рема. Дж. К. Роулинг продолжает традицию рождественских оборотней в «Гарри Поттере и Принце-полукровке», когда Ремус Люпин обсуждает с Гарри свою «маленькую шерстяную проблему»[53] за гоголь-моголем в канун Рождества.

В прошлом это Время Волка простиралось от Дня святого Мартина, когда Пельцмартен надел волчью шкуру, до Богоявления, когда наконец прибывали Волхвы и изгоняли зверей. Латвийские и литовские оборотни начинали буйствовать в канун Дня святой Луции (12 декабря), а косматые черные калликанзаросы (караконджулы), которых один немецкий ученый определил как турецких оборотней, нападали на дома в Южной Греции в канун Рождества. Волки, как и люди – животные социальные, поэтому неудивительно, что оборотни любят отмечать праздники вместе. В прибалтийских странах они собирались в рождественскую ночь, чтобы полакомиться скотом, запивая мясо чужим вином и пивом. Эти оборотни совсем не плохие; они принадлежали к братству, заботящемуся о благе общества. Если крестьяне хотели оказаться под их защитой в течение года, им стоило закрыть глаза на то, что на Рождество они умыкнули бочонок.

В Германии трансформация происходила во время Двенадцати дней Рождества, когда никто не должен был произносить слово «волк». Литовцы придерживались противоположного мнения: разговоры о волках за рождественским столом их отпугнут. И в то время как балтийские оборотни любили бродить по ночам, немецкие, как правило, были волками днем и людьми ночью, когда оставляли рубахи из волчьей шерсти висеть в шкафу.

Если вам предстоит разрешиться от бремени в течение Двенадцати дней Рождества, попросите друзей устроить посиделки по случаю будущего рождения ребенка в стиле оборотней. Когда-нибудь ваш малыш станет подростком, и что может быть круче, чем возможность сказать: «Мои родители думали, что я стану оборотнем».

Призрачный пес

Оскорей терзала норвежцев до середины девятнадцатого века, но в Англии Дикая охота сдала позиции гораздо раньше. Она сохранилась, с одной стороны, как призрачная карета, которая мчалась по деревенской улице в полночь, запряженная черными и часто безголовыми лошадьми, а с другой – как свора призрачных собак. Карета больше не имеет особого отношения к Йолю, но собаки сохранили слабую связь с Двенадцатью днями Рождества.

К 1600-м годам собак стали ассоциировать с гончими какого-то опрометчивого лорда, который упорно охотился в субботу и, как будто этого недостаточно, приказал убить стаю и похоронить вместе с ним, когда он умрет. Этот субботний охотник с тех пор отсидел срок в Чистилище и уже наслаждается вечным покоем, но поскольку собаки были кощунственно похоронены в освященной земле, они все еще бродят. В некоторых частях Англии говорили, что это души некрещеных младенцев, которым, подобно охотничьим собакам, нет места ни на кладбище, ни в загробной жизни.

Эти Уиштские, Йетские или гончие Габриэля описывались как угольно-черные, с горящими глазами. Кружа над домами обреченных, они служили круглогодичным предзнаменованием смерти, но в канун Нового года появлялся Белый пес, с которым лучше не встречаться. В нескольких городах Англии было приказано запирать белых собак – а также рыжеволосых женщин – до тех пор, пока опасность не минует.

Тевтонская богиня-ведьма Берхта также иногда путешествовала со сворой собак. Под северогерманским именем Хольда или Холле она руководила полетом на метле нехристианских детей по ночному небу, особенно в двенадцать ночей между Рождеством и Богоявлением. Как и в Англии, эти дети также могли принимать форму собак. Когда сама богиня устает от более или менее человеческого вида, она тоже может превращаться в белую собаку.

В немецком Мекленбурге в канун Рождества и Нового года горожане закрывали двери, чтобы не впустить призрачную охотницу леди Гауд – еще одно воплощение Берхты – и ее двадцати четырех дочерей. Поскольку эти молодые женщины предпочли охоту перспективе спасения, они были превращены в собак и обречены охотиться до Судного дня. Устав кормить двадцать четыре пасти, мать запихивала по одной в каждую открытую входную дверь. Оказавшись внутри, собака сворачивалась калачиком у камина и оставалась в доме.

Если вы достаточно глупы, чтобы попытаться убить свою хвостатую гостью, она превратится в камень. Бросьте камень как можно дальше, и с наступлением темноты он снова вернется. Несмотря на то что собака неуязвима, с ней нужно хорошо обращаться, иначе на семью обрушатся всевозможные несчастья.

Если, вернувшись на Рождество, леди Гауд найдет счастливую, виляющую хвостом собаку с вычесанной шерстью, она благословит принимающую семью. Но если вы действительно хотите избавиться от гостьи до конца года, нужно придумать нечто по-настоящему сумасшедшее, например, сварить эль в яичной скорлупе. Подобно подменышу кельтской феи, собака настолько бы удивилась, что сделала бы замечание на человеческом языке. Разоблачив себя, молодая охотница была бы вынуждена уйти.

Более простой способ преуспеть после встречи с богиней Йольского праздника – помочь ей продолжить путь после того, как ее экипаж сломался, что вечно происходило во время Двенадцати ночей Рождества. После того, как вы вырежете из дерева и установите новую деталь, она предложит вам забрать либо стружку, либо фекалии, которые оставили поджидающие на обочине дороги собаки. Утром «подарки» превратятся в золото.

Леди Гауд и ее двадцать четыре дочери теперь принадлежат к области почти забытого фольклора, но одинокая черная собака «жива» и здорова в Англии, особенно в Девоне, бывшем пристанище Уиштских гончих. (Йетские, или «языческие», гончие прижились в Норт-Девоне.) Появляясь под именами Кэпелтуэйт, Баргест, Черный Шак или просто Черный пес, он не всегда несет весть о гибели [54]. В наши дни Черный пес может предупредить о надвигающейся катастрофе, утешить