Девочка повела плечами:

– Значит, одной мне нельзя?

Отец тяжело вздохнул:

– Нельзя.

– Раз вы настаиваете, возьму Фиалку с собой, – проворчала Синичка и плюхнулась обратно на бревно.

Отец разочарованно покачал головой:

– Подумай, каким человеком ты хочешь стать.

– Дюжина! ДЮЖИНА! ОЧНИСЬ!

Судорожно хватая ртом воздух, она вырвалась из омута сна.

Подумай, каким человеком ты хочешь стать.

Пес и Шестой нависали над ней. Хрум настойчиво теребил ее лапкой.

– Во имя мороза, ну ты и дрыхнуть! – воскликнул Шестой, широко распахнув зеленые глаза.

– Что стряслось? – На сей раз Дюжина не проронила ни слезинки, хотя сердце разрывалось от боли.

– Лес. – Исполинский силуэт Пса заполонил собою все пространство. – Он приближается.

Заметив недоумение собеседницы, Пес отступил в сторону. Прямо за ним, посреди некогда пустынной опушки, высилось дерево.

Потрясенная, с трудом перебирая сведенными от холода конечностями, Дюжина на четвереньках выбралась из укрытия, встала – и на мгновение лишилась дара речи. Еще недавно голый заснеженный склон был густо утыкан деревьями.

Устав ждать, лес пришел за ними.

Глава 23

С бешено колотящимся сердцем Дюжина обернулась к спутникам.

Невероятно!

– Что за дьявольщина здесь творится? – выпалила она.

– Понятия не имею, – мрачно откликнулся Пес. – Минуту назад луна стояла в зените, а сейчас почти скрылась с небосклона. Камнем клянусь, не нравится мне это проклятое место! – рыкнул он.

Дюжина сглотнула, Хрум пискнул в знак согласия. Ощущение удушья минувшей ночи нахлынуло с новой силой: оно брало за горло, препятствуя доступу воздуха. Солнце еще не взошло, но предрассветные лучи, причудливо преломляясь на снегу, создавали подобие дымки, сквозь которую проступали расплывчатые контуры деревьев. Некоторые деревья мерцали на краю ее поля зрения, затвердевая только тогда, когда она смотрела прямо на них. Другие и вовсе терялись в мареве, появляясь, лишь когда Дюжина отводила взгляд. Те, что различались отчетливо, походили на изъеденных проказой исполинов. По земле стелился репейник и колючие побеги, – скованные инеем, они мерцали и переливались.

Гробовую тишину нарушал низкий непрекращающийся гул, похожий на шепот, но, сколько Дюжина ни напрягала слух, слов было не разобрать. Сам лес будто вымер. Не щебетали птицы, белки не сновали по стволам, ветер не шумел в обледенелых кронах. Однако Дюжину не покидало чувство, что за ними наблюдают с холодным беспощадным любопытством.

– Ты, похоже, спал на посту, – раздался из-за спины укоризненный голос Пятака.

– Пес никогда не спит! – рявкнула Дюжина, нервы ее были на пределе.

Она повернулась, готовая дать отповедь, но вид Пятака, которого Шестой выволок из укрытия, заставил ее оцепенеть. Кожа рекрута напоминала пергамент, глазницы зияли двумя черными ямами. Руки у него тряслись, а ноги будто парализовало. Шестой выглядел немногим лучше – то ли от волнения за товарища, то ли от страха перед лесом.

– Хотя бы следы никуда не делись, – шепнул он, тыча пальцем под ноги. – Уже неплохо.

– Надо убираться отсюда. Чем быстрее, тем лучше, – кивнул Пес.

– Осторожнее! – цыкнула Дюжина. Хотя царило безветрие, позади каменного исполина зашевелился куст, покрытый зеленой, нетронутой морозом листвой. – Лоза-удавка, – поделилась она знаниями, почерпнутыми на уроках.

Пес шарахнулся прочь от веток, которые подбирались все ближе.

Отряд припустил во весь опор, но прежде спутники привязали Пятака к седлу. Он слишком ослаб и не мог усидеть без посторонней помощи, а руки Шестого были заняты луком и стрелами.

– Возмутительно, – бормотал Пятак заплетающимся языком. – Скрутили, как пленника.

– Не трать силы на болтовню. – Шестой затянул последний узел и ловко вскочил на Вьюгу. Выудив из кармана чуть сморщенное яблоко, он мечом Пятака отрезал ломтик и протянул товарищу. – Вот, подкрепись.

– Не могу. Жевать больно.

Носик Хрума затрепетал в предвкушении лакомства, но пришлось довольствоваться орехами из запасов Дюжины.

– От болтовни рот тоже болит, поэтому ешь, – велела девочка.

Пятак метнул в нее испепеляющий взгляд, однако поднес ломтик яблока к губам и надкусил. Шестой благодарно улыбнулся.

В дороге Дюжина приободрилась, но рана в душе не затягивалась. Очередной кошмар из прошлого. Неужели сны о семье будут терзать ее каждую ночь? Девочка заставила себя сосредоточиться на «здесь и сейчас» и, прищурившись, всматривалась в пелену, окутавшую окрестности. Нужно любой ценой вызволить Семерку из плена! Вот насущная, а главное – выполнимая задача. Дюжина собрала волю в кулак, и на сердце стало легче.

Что-то шелохнулось в дрожащем мареве за спиной. Хрум моментально ощетинился.

– Успел разглядеть? – шепотом, чтобы не всполошить остальных, спросила девочка у Пса.

– Нет, – шепнул тот. – Ничего не разобрать из-за дымки. Нас могли обложить со всех сторон, а мы ни сном ни духом.

Звучало не слишком обнадеживающе. Дюжина со вздохом уставилась вдаль, но ничего подозрительного не заметила. Судя по всему, солнце уже сияло на небосклоне. Качество света изменилось, однако в лесу по-прежнему царил сумрак, ни единый луч не проникал сквозь густо переплетенные кроны. Повинуясь инстинкту, Дюжина достала из кармана лунный камень и подняла его высоко над головой.

– Эй! – возмутился Шестой. – Нам нельзя привлекать внима…

Он вдруг осекся и уставился на ближайший ствол. В мерцании лунного камня по-прежнему различалась шишковатая, в омерзительных наростах кора, но сейчас сквозь нее проступила гротескная, будто наспех начертанная карандашом физиономия.

Стоило Дюжине опустить камень, видение исчезло.

Отряд в ужасе замер.

– Что это было? – дрогнувшим голосом шепнула Дюжина.

– Думаю, все дело в лунном камне, – протянул Шестой. – Он ведь без единого изъяна и обнажает то, что скрыто.

Пес медленно кивнул.

– А скрыто здесь немало, – зарычал он, озираясь по сторонам. – Подними камень выше. Чтобы ничего не ускользнуло.

Пес как в воду глядел. Камень сослужил им добрую службу, озаряя невидимые глазу смертельные ловушки. Так совершенно безобидный с виду кустарник оказался унизан алыми, почитай, ядовитыми шипами. А Вьюга едва не ринулась через него напролом.

Отряд петлял среди низко нависших ветвей; бдительные взгляды следили, не мелькнет ли где лоза-удавка или чужой силуэт, однако кругом царило зловещее безмолвие. Благодаря глубоким отпечаткам полозьев путники ни разу не сбились со следа и двигались быстро, без проволочек, мечтая поскорее выбраться из жуткого леса.

Дюжину ни на секунду не покидала мысль, что за ними следят. Ее взгляд обшаривал каждый уголок, каждый сук, каждое колебание дымки. Судя по тому, как напряженно держались ее спутники, они чувствовали то же самое.

– Всему виной эти рожи на деревьях, – поделился Шестой, кивнув на особенно жуткий образчик.

– Не исключено, – согласилась Дюжина. Хрум, однако, глянул на нее с сомнением.

– Видали? – Вопрос Пятака заставил всех подскочить. Его голос – искаженный, сиплый – изменился до неузнаваемости. Слабой рукой рекрут указал на скопище деревьев, хихикнул, но вдруг заметил стягивающие его путы. – Почему меня связали? – невнятно пробормотал он. – Немедленно отпустите!

Пятак забился в веревках, не осознавая, что в своих попытках лягает Вьюгу. Та фыркнула и замедлила бег, силясь угадать, чего хочет наездник.

Мороз крепчал, в облачках дыхания заблестели льдинки.

– Привязали, чтобы не упал. – Дюжина обернулась – и оцепенела, волосы на