Впрочем, внимание ее то и дело отвлекалосьсъедобным изобилием, раскинувшимся вокруг, и Кира вспомнила, что у нее ужесутки крошки во рту не было. В принципе, ничего страшного: ей частенькоприходилось устраивать разгрузочные дни, потому что безвылазное сидение влаборатории давало себя знать лишними килограммами, однако сейчас Кире какникогда нужны были силы. Будь у нее деньги… но денег, понятно, ниоткуда невзялось.

По счастью, путь ее сейчас пролегал помолочным рядам, и Кира, подражая другим женщинам, там прихватывала срасстеленной марлечки комок творога, там тыкала пальцем в пробный стаканчик сосметаной. Аппетит, как водится, приходил во время еды, и ей стоило немалыхусилий сохранять на лице такое же утомленно-капризное выражение, что и у всехдругих покупательниц, и делать вид, будто ее просто-таки тошнит отвлажно-белоснежного свежайшего творога и пышной сметаны. Но, кажется, рольудавалась плохо, потому что торговки, так и евшие глазами прочих покупательниц иподобострастно выхвалявшие свой товар, при виде Киры каменели лицами и даженоровили загородить от нее все, что было разложено на прилавках. При этомзвучали сердобольные советы:

– Не чипай!

– Окороти лапы!

– Ну куды, куды суесси, немытая?!

– Пойди проспись, шалашовка! – Идаже: – Пойди похмелись, сердешная!

Кира недоумевала до тех пор, пока случайно неувидела свое отражение в темном стекле ларька – и чуть не рухнула, где стояла.Да… лучше бы она вчера напялила на свою бедовую головушку зеленые русалочьикосы. Те, во всяком случае, не блестели бы подобно раскрытой шкатулке сбриллиантами! Увы, скромность Кириных кудерьков оказалась обманчивой. В лучахяркого солнца парик играл всеми цветами радуги, и вид у Киры со сверкающейголовой и в куцем сарафанчике оказался самый отъявленный – даже для привыкшегоко многому феодосийского базара. К тому времени, как Кира добралась доколбасного ряда – последнего барьера, отделяющего ее от меняльногопятачка, – все торговки были уже настороже и так усердно защищали своедобро от Кириных посягательств, что одна не посовестилась даже шлепнуть поруке, уточнив ситуацию:

– Тута не паперть, нечего побираться!

Впрочем, Кира уже вполне наелась, поэтому небольно-то опечалилась, а закусив тремя виноградинами, которые удалось урватьиз-под самого носа какой-то невыспавшейся молодайки, она почувствовала себявполне бодро. Теперь предстояло внутренне собраться, чтобы достойно повестиразговор с менялами.

Кира задумчиво свела брови, не в силах решить,на какой сумме остановиться, когда здешние разбойники начнут сбавлять цену.Потом, решив сориентироваться на местности, двинулась туда, где уже блестели всолнечных лучах стриженные под нулевку затылки трех «качков», как вдруг…

Вдруг словно волна прошла по базару. Людское морезаколыхалось, что вода в бухте. Несколько сине-голубых фигур напористо завилялимеж рядов, подобно проворным скумбриям, и у Киры ослабли коленки, когда онаувидела своих будущих бизнес-партнеров со всех сторон окруженными милицией.

Народ мигом сгрудился вокруг, стеной заслонивот Киры происходящее, и хотя ростом ее бог не обидел, все время находилсякто-нибудь еще выше, так что она лишена была возможности наблюдать самодейство, увидев только его результат: голый и пустой меняльный пятачок.

Голый, будто колено или лысина. Пустой, словносердце, лишенное всякой надежды…

Толпа вокруг все еще бурлила, переживая, иКира без труда установила причину свершившегося. Оказывается, устав жить на тумелочь, которую давала спекуляция валютой, менялы вчера пустили в рыночныйоборот десяток или два пятидесятигривенных, которые они изготовили на цветномксероксе. Всем было известно, что с купонами, ходившими по Украине ранее, такиефокусы проделывались сплошь да рядом и совершенно безнаказанно. Однако те ведьне имели вообще никаких степеней защиты – в отличие от гривен.Фальшивомонетчиков вычислили мгновенно – к общему удовольствию завсегдатаевбазара. И Кире понадобилась вся выдержка, чтобы не единый мускул ее лица невыразил горького сожаления по поводу столь несвоевременно проведенной операции.

«Не могли они через час появиться, чтоли! – проклинала она расторопных милиционеров. – Хотя бы черезполчаса!»

Конечно, это были не единственные менялы вФеодосии, все понятно, их надо было только пойти поискать, однако разочарование,усталость и нечеловеческое напряжение последнего дня навалились на Киру враз –и совершенно обессилили ее. Как-то вдруг все потеряло цену, кроме одного:дикого желания лечь прямо здесь, на пятачке, – и уснуть. А проснутьсяжелательно дома.

Слипающимися глазами Кира вяло следила замолодой мамой, у которой пятилетний отпрыск выпросил полузеленый персик, а вответ на ее сетования: мол, теперь непременно разболится животик – ребенокоптимистично отвечал, что персик нужен ему не для еды.

– Я буду жуть и плють! – восклицалон, азартно блестя шоколадными глазами. – Жуть и плють!

«Это моя жизнь жуть и плють», – усталоподумала Кира, и новый приступ зевоты едва не разорвал ей рот, как у Гуинплена.

– Скучаем, барышня? – окликнул еекто-то рядом, и Кира, как в замедленном кадре повернув голову, еще раз зевнула,да так, что слезы покатились из глаз.

– Да брось ты! – сказал высокийзагорелый парень лет тридцати, с выгоревшими до льняной белизны волосами исверкающей улыбкой. – Не плачь, не стоят они того! Это были очень плохиемальчики, с такими дружить опасно.

До Киры дошло, что незнакомец принял ее заподружку одного из арестованных менял, которая оплакивает своего приятеля. Онавысокомерно вскинула брови, отметая оскорбительную нелепость этогопредположения, и собралась гордо удалиться, как вдруг ее осенило. А что, еслиперед ней подельник задержанных, который и поможет ей решить все проблемы?

Она опасливо взглянула в улыбчивые зеленыеглаза и пробормотала:

– Да нет, у меня к ним был деловойинтерес.

– Ченч? – догадалсязеленоглазый. – Ну, это не проблема, других найдешь.

– Ченч, да не совсем, – осторожноуточнила Кира. – Хотела кое-что продать…

– А на базар только за этим и ходят. Либопродать, либо купить, – усмехнулся он – и вдруг зеленые глаза сталисердитыми. Кира даже опешила, не понимая, когда и как умудрилась егоразгневать, однако тут же выяснилось, что она тут ни при чем. Глядя поверх ееголовы и грозя кулаком, незнакомец рявкнул: – А ну, пошли! Нечего тут!..