Обернувшись, Кира увидела бледно-голубой «Москвич»407-й – или 408-й модели, притулившийся к решетчатому забору рынка. Какая-топацанва разглядывала и ощупывала его с брезгливым любопытством, словнонедоумевая, неужели в наш век «Фордов», «Шевроле» и «Мерседесов» кто-то ещеездит на таком анахронизме.

– Эй ты! – хохоча, кричал один измальчишек. – Убери свою консервную банку, понял? Тут люди машины ставят, аты мусор всякий кидаешь!

И пацанва разбежалась, вопя:

– Консервная банка! Мусорное ведро!

– Между прочим, мой «Москвич» только чтоиз ремонта, – обиженно сказал светловолосый. – Весь покрашен от и до!Я даже чехлы новые купил. А мотор у него еще тянет – будь здоров.

– Конечно, – сочувственно сказалаКира, – он еще очень даже ничего!

Она устало глядела, как солнечные зайчикискачут по бледно-голубому боку, и вдруг ее осенило. Мысль явилась такмгновенно, что Кира даже обдумывать ее не стала, а сразу выпалила:

– Вам хорошие часы не нужны? – иподняла руку, давая ему время оценить «Ролекс».

– Не хиллари, – задумчиво сказалнезнакомец. – Очень даже не хиллари! Малайзия? Корея? Филиппины?

– Что?! – возмутилась Кира. –Родные!

– Да, – саркастически кивнулон, – а как же! Ну и что дальше?

– Эти часы ваши, если довезете меня доКерчи и переправите на пароме в Ильич. Понимаете, у меня украли все документы иденьги, поэтому…

Зеленые глаза оценивающе оглядывали ее с ногдо головы, с особенным интересом задержавшись на тоненьких бретельках сарафана.У Киры мурашки по коже побежали, и, чтобы успокоиться, она принялась думать отом, какое наивернейшее решение приняла. В Ильиче она сразу придет в портовуюмилицию и заявит о потере документов. На российской земле враз кончатся все этиглюки с портретами и челноками, не говоря уже об убийстве на Карадаге! Длятамошней милиции Кира будет просто-напросто растяпа-отдыхающая, которой хочешьне хочешь, а надо помогать. И тут-то она начнет умолять помочь ей дозвонитьсядо Нижнего Новгорода. Вряд ли ильичовская милиция захочет возиться с еепропажей – они охотно все свалят на нижегородских коллег! Кира доберется досамого Глыбина-старшего, попросит его поговорить со здешними, чтобы посадили еена самолет в Краснодаре и снабдили на дорогу сотней-другой. Все, хватит с нееприключений!

Mежду тем потенциальный водила завершил свойосмотр и снова вскинул глаза от пыльных Кириных босоножек к ее радужномупарику.

– Ну, лады, – сказалзадумчиво. – Попробую что-нибудь придумать. Через границу – так черезграницу! Поехали! Кстати, будем знакомы. Меня зовут Максим Исаев.

Где-то она уже слышала это имя. Точно, слышала…

– Кира, – пробормотала она, – аменя зовут Кира…

И осеклась, спохватившись, какую дичайшуюглупость чуть не спорола только что. Еще не хватало – назваться ему полностью!И про год рождения не забыть. И про весь остальной кроваво-мрачный шлейф,который за нею тянется! И про раздвоение – нет, растроение личности!

– Кира, а дальше? – спросил Максим,весело щурясь от солнца, которое играло на его лице с узорчатой тенью акации.

Свет и тень замельтешили в глазах Киры, онакачнулась – и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Чиароскуро![8]

Это тоже был испытанный, заслуженныйотшивательный приемчик. Девяносто девять из ста спросили бы недоверчиво:

– Японка, что ли?

Но Кире повезло нарваться на сотого.

– Художница, что ли? – хмыкнулМаксим. – Под псевдонимом работаете? Бывает! Ну, пошли?

И двинулся к пролому в решетке, рядом скоторым томился в ожидании хозяина «Москвич». А Киру так и стукнуло догадкой:да ведь это тот самый парень, который еще ночью предлагал ее подвезти! Которыйзаговорил с ней по-испански!

Ну и ну…

Кира даже головой покачала. Бывают в жизнисовпадения, а? Ничего не скажешь – бывают. Кабы знать, что так выйдет, не прощели было тогда же и согласиться? А заодно избавить себя от посещенияэротического казино, от дерганья на скамейке, от базарного позорища. Сейчас ужеза милую душу была бы в Ильиче.

Больше всего Киру огорчило, что судьба еще вонкогда предлагала ей, просто-таки совала настойчиво руку помощи, а она быласлишком глупа, чтобы ее принять. Нет, впредь она будет внимательнее. В ееположении ничем нельзя пренебрегать!

С этой мыслью она заспешила к Максиму, которыйнетерпеливо попинывал колесо, напевая: «Поедем, красотка, кататься, давно я тебяподжидал!» – и села на переднее сиденье, чувствуя только нетерпеливое, можносказать, радостное ожидание – ничего больше!

Но не раз ей потом предстояло вспомнить этотмиг и в очередной раз убедиться в правоте старинной мудрости: «Кого боги хотятпогубить, того они лишают разума».

* * *

Всю дорогу до Керчи Кира клевала носом, тозадремывая, то вскидываясь, чтобы одернуть сарафанчик, отлетавший от порывовветерка по самое это самое, да поправить парик, который беспрестанно съезжал навспотевший лоб, да ощупать угловатую тяжесть в рюкзачке. Наведя порядок в своемхозяйстве, она снова уплывала на волнах зыбких сновидений…

Суровый, мужиковатый Глыбин-старшийотворачивался от телевизора, где ликовал у бразильских ворот француз, и, тычапальцем в Киру, восклицал: «Дывысь, Мыкола!» Игорь искоса поглядывал на Кирусвоими небольшими цепкими темно-серыми глазами и серьезно говорил: «Женскийоргазм вообще в природе не предусмотрен, чего ты от меня хочешь?» Алка… Алка, всвоей эксцентричной джинсовой жилетке, надетой прямо на худое, загорелое,долговязое тело, радостно бросалась к Кире – но вдруг останавливалась,предостерегающе выставляла вперед руки и бормотала: «Осторожнее! Не подходи! Яведь уже умерла!..»

Она проснулась от горького рыдания, но сразупоняла, что заплакала во сне. Чья-то рука стиснула плечо, и Кира обнаружила,что эта рука ее даже обнимает, а ее парик (вместе с головой) на этой рукележит. У самых глаз оказалась довольно широкая грудь, обтянутая травянисто-зеленойфутболкой, которая показалась Кире знакомой. Почти такого цвета были глаза упарня, который взялся доставить ее в Ильич! И, кстати, насколько она помнит, онбыл облачен именно в такую футболку.

То есть это что получается? Она лежит в его объятиях,что ли?!