– Я знаю, что это было глупо и легкомысленно. Тыподарила мне и Гордону шанс родить ребенка. Ты и Гален и ваша магия. Я –неблагодарная скотина, Мерри, прости.

– Ладно, – прохрипела я. В горле противно першило.Я нахмурилась и посмотрела на Галена: – Почему у меня горло сорвано?

Он переглянулся с Мэви. Одним из взглядов, которые яснееслов говорят, что что-то случилось, что-то нехорошее, чего я не помню.

– Расскажите как есть. – Я потянулась к его руке.

Он отпрянул, словно я его укусила:

– Не трогай меня, Мерри. Не сейчас.

– Почему? – спросила я.

– Глянь на покрывало у своей головы, – сказал он.

Я повернула голову и увидела на кремовом покрывале большоемокрое пятно. Ничего не понимая, я потрогала пятно. В воде таяли кусочки льда.

– Откуда тут лед? – спросила я у Галена, все ещене понимая.

– Тебя им вытошнило.

Я вытаращила на него глаза и хотела уже спросить, он что,шутит, – но лицо у него было слишком серьезное.

– Как, почему?

– Вот это нам как раз не очень понятно, – сказалаМэви.

– Ну так скажите хоть то, что понятно.

Она обошла кровать, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, ноне рискнула ни сесть на кровать, ни подойти поближе.

– Я попыталась тебя соблазнить, и удачно. Гораздоудачней, чем ожидала. Я забываю временами, что ты отчасти человек. Я примениласилу, как к другому сидхе, другому божеству.

Я кивнула, и горлу снова стало больно.

– Это я помню, но потом все изменилось, преобразилосьво что-то другое. Я видела, как ты сидишь под деревом, и на тебя больно былосмотреть, глаза обжигало.

– Смертный не может смотреть в лицо бога и остаться вживых, – сказал Гален.

– Что? – переспросила я.

Мэви нагнулась к кровати.

– Я на миг снова стала Конхенн. Стала той, кем былакогда-то. А я думала, что почти заставила себя забыть. Потеря волшебной страны– это вторая моя потеря, Мерри. Сперва я утратила свою божественность.

У меня голова начала болеть.

– Я не понимаю. Можно пояснить?

– Давай попробую. – Гален выглядел очень серьезными уверенным, совсем не по-галеновски. – Мэви применила магию богиниКонхенн – или то, что от нее оставалось, – чтобы тебя соблазнить. Но тывызвала к жизни еще больше силы. Ты вернула ей божественность.

У меня глаза полезли на лоб.

– Я думала, что раз перестанешь быть богом, стать имснова невозможно.

– И я так думала до этого дня, – кивнула Мэви.

Я ошарашенно посмотрела на нее.

– Да и наделить божественностью может только Богиня.

– А это, думаю, верно по-прежнему, – сказалаМэви. – Но, видимо, сосудом для своей силы она может избрать любого.

– Не любого, – поправил Гален. – Если былюбого, это случилось бы столетия назад. – Он посмотрел на Мэви с укором,намекая на ее бестактность.

– Ты прав. Конечно, прав. Я не хочу преуменьшитьзначение дара Мерри. Я способна распознать прикосновение Богини.

– Какой богини?! – не могла врубиться я.

– Дану, – прошептала Мэви, и шепот эхом отдался покомнате.

Я зажмурилась, втянула воздух, медленно, по счету, выдохнулаи вдохнула снова. Открыла глаза.

– У меня со слухом проблемы, – объявила я. –Мне померещилось, ты сказала "Дану".

– Да.

Я замотала головой, даже не вспомнив о больном горле.

– Дану – это Богиня, давшая имя нашему народу, детямДану, Туата Де Дананн. Она – Богиня! Она никогда не принимала физический облик.Она не воплощалась!

– А я этого и не говорила. Я сказала, что она дала мнемою божественность, и так оно и было.

Я непонимающе смотрела на нее. В голове начали стучатьмолоточки, боль все усиливалась.

– Да объясни же!

– Когда мы подписали первый договор с Фомори, и мы, иони отказались от самой жуткой нашей магии. Мы приглушили свои способности,иначе обе расы совместными усилиями уничтожили бы землю, за которую шел спор.Дану, или Дана, согласилась отдалиться от нас, чтобы мы создали великоеограничительное заклятие. – Глаза Мэви заблестели от слез, не отмагии. – Вряд ли кто-то из нас понимал, от чего мы отказываемся. Разветолько, может, сама Дану.

Мэви присела на краешек кровати и разрыдалась. И, на мойвзгляд, вряд ли дело было в неприятностях по работе и гормонах беременности.Думаю, здесь, в Калифорнии, на берегу Тихого океана, она оплакивала Богиню,никогда не видевшую Америки.

В комнату влетел Дойл. Все так же в одних плавках, пустаянаплечная кобура хлопает по груди, пистолет на изготовку, а магия штормом реветвокруг. Ему на пятки наступал Рис, в белых штанах и незастегнутой рубахе,пистолет в руке, кобуры не видно. Магия Риса прокралась в комнату легкимветерком, едва ощутимо.

Оба затормозили в дверях, наверное, пытались взглядом найтицель. Никка вовремя затормозить не успел и чуть не налетел на Риса. Онзапыхался больше, чем эти двое, – ему пришлось бегать туда и обратно издома для гостей в главное здание. Ухватившись за дверной косяк, он выдохнул:

– Не покушение... Магия. Что-то не так прошло.

Дойл и Рис заметно расслабились. Дойл сунул пистолет вкобуру, воспользовавшись, правда, обеими руками, потому что ремни кобуры небыли закреплены как положено. Рис медленно опустил пистолет стволом вниз. Ихмагия отхлынула, как океан в отлив. Перешли из боевой готовности номер один кготовности номер три.

Я им навстречу даже не дернулась: попытки сесть отдавалисьболью в груди. Будто я чем-то подавилась. Чем-то очень большим и твердым, отчего болела вся грудная клетка разом. В остальном я чувствовала себя не так ужплохо. А мне казалось, я должна бы чувствовать слабость, если я вправду сделалато, о чем мне твердили Гален и Мэви. Правда ведь, утомительно, если делаешького-то богом? Если только Гален и Мэви не ошиблись. Это же невозможно. Мнебыло нужно другое, сколько-нибудь правдоподобное объяснение. Если кто-то и могего дать, то Дойл. Для аристократа волшебного мира он очень практичен.

Дойл подошел к кровати. Я заметила, что ниже талии онмокрый, словно брел по пояс в воде. Если бы он окунулся в бассейн – пахло быхлоркой. Запаха не было. Ах да, Китто. Дойл собирался помочь ему отмыться. Я изабыла, что маленький гоблин сегодня обрел руку власти. Будущая королева такиевещи забывать не должна, да? Может, соображала я еще не очень хорошо...