— Ты это точно знаешь? — спросила я, не веря своим ушам.

— Да.

— Откуда?

— Как-то отец мне сам сказал. Потом, — Антон полез в карман своей куртки, — после того как он, ну, в общем… — Голос подростка задрожал.

— Понятно, после того как его не стало, — снова закончила я за него фразу.

— Словом, вот его дневник. Я его нашел в письменном столе отца, куда он мне запрещал лазить. Там все написано. Прочитайте сами, и вы все поймете. А мне, наверное, пора на уроки…

Чувствовалось, что в дневнике написано нечто такое, о чем сам Антон не хочет мне говорить. Словом, то, за что ему немного стыдно. Я взяла дневник в руки и хотела поблагодарить Антона за помощь, но мальчик порывисто двинулся в сторону школьного крыльца.

Я не стала его удерживать. Потом, уже с крыльца, он обернулся и прокричал мне:

— Только не говорите об этом моим родителям! Вернее, маме и дяде Володе!

— Конечно! — заверила я его и снова улыбнулась.

Антон в ответ стал еще угрюмее, насупился, чуть задержал на мне свой взгляд и спустя несколько секунд исчез в здании школы.

Я еще некоторое время постояла около школы, наслаждаясь свежестью весеннего утра, и медленно пошла домой. Там, поудобнее устроившись в кресле, заварив себе кофе и приготовив сандвичи, я открыла дневник Дементьева и погрузилась в изучение личной жизни незнакомого мне человека.

По роду своей профессии я уже привыкла влезать в детали чужой жизни, которые составляли некую тайну, то есть заниматься делом не совсем приличным, например читать чужие письма… Порой я даже испытывала какое-то непонятное удовольствие, узнавая то, что не положено знать другим.

Вот и сейчас мною овладело именно это чувство. Тем более что в дневнике Дементьева было что почитать. Все-таки творческая натура, журналист, умел работать со словом…

Дневник был заполнен описаниями душевно-телесных переживаний Дементьева, возникающих в результате общения с различными женщинами.

«Ах, Катя-Катюша! Давай назовем это любовью! Хотя я знаю, что ты всего лишь девочка на ночь… Но я стараюсь любить тебя даже за те недолгие два часа, что отпущены нам обстоятельствами. Какое блаженство погружаться в сочную влажность твоего тела и чувствовать его тепло…»

«Нет, все-таки не понимаю я женщин! Не понимаю! Вот, например, Ирина… Ведь комсомолкой была в свое время, гордой и неприступной, чистой, как весенний цветок! А сейчас… Омерзительно! Вышла замуж за унитазные деньги, за этого лысого пузана… Нет, человек он хороший, но ведь жалко мужика! Смех, да и только. Ну, ладно, меркантильные соображения, бог с ними. Но… Ведь еще и адюльтеры какие-то пошлые, прямо-таки в духе „Санта-Барбары“. При втором муже удовлетворять свои потребности в интимном общении с первым мужем! Анекдот! Может быть, зря я ей все-таки оставил ключ от квартиры? Вот вчера приперлась в самый неподходящий момент, когда я уже почти обработал девятнадцатилетнюю Оксану из редакции „Вечернего Тарасова“! Как на меня посмотрела эта девчонка зеленая, когда я признался, что это моя бывшая жена! Впрочем, все это мелочи жизни. Как всегда, поднимаю настроение бутылочкой ярославского „Крепкого“».

«Уже неделя как не звонит Е. В. М. Наверное, обиделась на мое брутальное поведение во время последней пьянки, когда я заехал ей кулаком по физиономии. Но ведь это же надо, а! Хотя бы групповуху, что ли, устроила, а то… Заперлась в ванной с Борисюком и трахалась только с ним, а я сидел на кухне, как последний дурак. Да она должна мне как минимум стоимость курса психологической реабилитации и консультаций у лучшего сексолога. А потом еще заколочку на галстучке поправляла с масленой улыбочкой. Нет, но какая же все-таки стерва! И я вроде не мальчик, но ведь приворожила, собака такая! Не дает и не дает — уперлась в этого Борисюка, для которого общение с ней всего лишь бездушная случка… А я… Черт побери, Кирилл Дементьев, несмотря на свою порочную натуру, все-таки любит тебя, непутевая ты моя Елена Витальевна!»

«Да, я слишком суров по отношению к ней. Ей просто не хватает душевного тепла, и внутри она слишком разболтанная. Судьба нехорошая, с мужем не повезло, а так она внутри прекрасна, может быть, где-то там, в глубине сердца, скрыт источник нежности и ласки… Ей бы хоть чуть-чуть помягче себя повести, и я ведь откликнусь, окружу ее заботой и пониманием! Ну неужели это так трудно понять! Наверное, она единственная женщина, на которой я бы женился. Как умеет она исподволь захватить власть над мужчиной! Впрочем, нет, нет и нет! Нельзя так издеваться над человеком… Нельзя… Надо ее наказать… Я придумал, как ее поставить на место. Надо только правильно все рассчитать… Юльке, кстати, уже пора приносить хотя бы какую-то пользу. Точно, именно так надо сделать…»

«Черт, проболтался все же вчера Антошке по пьяни о его матери. Что, мол, приходит, встречаемся мы с ней. Я так и не понял, дошло до него или нет (пьян был). Хорошо бы, если бы не дошло… А то вообще разлад в душах подрастающего поколения — вещь крайне неприятная».

«Юлька инструкции по поводу А. М. получила. Тем более ей нужны деньги. Пускай девчонка порадуется, хоть и холодна она, как айсберг, а все равно лучше Ленки, кокетки неблагодарной. Сколько денег, сколько времени и душевных сил затрачено, и все без толку! Уперлась, дура, в свою дружбу! Не хочу, говорит, внутривлагалищных эксцессов. Да на хрен мне сдалась твоя дурацкая дружба! Где ты видела дружбу между мужчиной и женщиной? Лукавишь, милая, лукавишь… Господи, да как же освободиться от этой идеи! Ведьма, ведьма ты, Леночка. Все, кончаю словесные излияния. Может быть, напьюсь…»

«Как достала Алиска… Черт меня дернул связаться с этой особой! Только от спермотоксикоза можно было залезть на эту кобылятину! Надо же было так облажаться! Дать этой дуре деньги на аборт и не проверить, сделала ли она его на самом деле! Опять привалила сегодня со своей любовью идиотской, ноги целовать полезла, фу! И главное, думает, что делает все правильно, а сама выглядит как спившийся клоун в провинциальном цирке. Нет, больше никаких серьезных отношений с проститутками, хватит».

«Господи, какое унижение было вчера! Как половая попрошайка, ей-богу! Тьфу, так можно и до импотенции дойти! Впрочем, завтра наверняка зайдет Ирина, с ней хоть забыться, забыть об этой несчастной любви»…

Я дочитала дневник покойного, и мне стало как-то не по себе. Было ясно, что эти откровения принадлежали впечатлительной личности, находившейся на грани психопатии. Цинизм сменялся романтизмом, ненормативная лексика соседствовала с лирикой в духе девятнадцатого века. Передо мной ясно вырисовался образ Кирилла Дементьева, человека без руля, загнанного сверхидеей межполовых отношений. Проведя за дневником часа два, я почувствовала необходимость заново осмыслить подробности.

Во-первых, главный факт, поразивший меня, — это встречи суховатой бухгалтерши из «Тарэнерго» с этим повесой. Учитывая тот факт, что Кирилл ее бывший муж и то, что они абсолютно разные люди. Потом, раскинув мозгами, я пришла к выводу: «А что, собственно, в этом особенного? Если их встречи только укрепляли семейную жизнь Кокошиных? Почему бы и нет?»