– Привет, Дэвид! Привел кого-то?

Такого грязного молодого человека миссис Оливер в жизни невидела. Сальные черные волосы свисали сосульками с затылка, падали на глаза. Еголицо – там, где оно не заросло бородой, – покрывала трехдневная щетина, а одетон был главным образом в замасленную черную кожу и высокие сапоги. МиссисОливер посмотрела за его спину на натурщицу, которая ему позировала. Онарасположилась на помосте, словно брошенная поперек деревянного кресла – головазапрокинута, черные волосы свисают чуть ли не до пола. Миссис Оливер ее сразуузнала – вторую из трех девушек в Бородин-Меншенс. Фамилию ее миссис Оливерзабыла, но имя помнила. Эту весьма декоративную, томного вида девицу звалиФрэнсис.

– Познакомьтесь с Питером, – сказал Дэвид, кивая наомерзительного художника. – Один из наших нарождающихся гениев. И с Фрэнсис,изображающей невинность, в отчаянии молящую об аборте.

– Заткнись, горилла, – сказал Питер.

– По-моему, мы с вами встречались? – сказала миссис Оливербодро, пряча полную свою в этом уверенность. – Безусловно, встречались, исовсем недавно.

– Вы ведь миссис Оливер, верно? – сказала Фрэнсис.

– Именно это она и утверждает, – вмешался Дэвид. – Причемтак оно и есть, а?

– Нет, где же мы все-таки встречались? – продолжаланедоумевать миссис Оливер. – У кого-то в гостях? Нет… Дайте подумать… А-а! ВБородин-Меншенс.

К этому времени Фрэнсис уже сидела в нормальной позе иговорила утомленным, но изысканным тоном. Питер испустил страдальческий вопль.

– Ну, вот! Испортила позу! Почему тебе все время надовертеться? Что тебе, трудно посидеть смирно?

– Нет, я больше не в силах. Ужасная поза! Я себе плечовывихнула.

– А я веду экспериментальную слежку за людьми, – сообщиламиссис Оливер. – Оказывается, это куда труднее, чем я думала. А этохудожественная мастерская? – спросила она весело, оглядывая мансарду.

– Теперь они все такие – на заброшенных чердаках. И скажитеспасибо, что не провалились сквозь пол, – ответил Питер.

– У тебя тут есть все, что тебе нужно, – сказал Дэвид. –Северный свет, простор, матрас, чтобы спать, и четвертая доля уборной внизу, атакже то, что называется «приспособлением для приготовления пищи». И сверхвсего две-три бутылки, – добавил он, оглядываясь, повернулся к миссис Оливер ивежливейшим тоном спросил: – Не пожелали бы вы чего-нибудь выпить?

– Я не пью, – сказала миссис Оливер.

– Дама не пьет! – протянул Дэвид. – Кто бы мог подумать!

– Это несколько грубо, но вы совершенно правы, – сказаламиссис Оливер. – Чуть ли не всякий, кто ко мне подходит, обязательно говорит:«Я всегда думал, что вы пьете без просыпу!»

Она открыла сумочку, и тут же на пол упали три пышных седыхлокона. Дэвид подобрал их и отдал ей.

– О! Благодарю вас, – сказала миссис Оливер. – Утром у менявремени не хватило. Остались ли у меня хоть какие-нибудь шпильки? – Онапорылась в сумочке и начала прикреплять локоны к прическе.

Питер расхохотался.

– Десять очков в вашу пользу! – сказал он.

«До чего же странно, – подумала миссис Оливер, – что я вдругтак глупо вообразила, будто мне угрожает опасность. Опасность– вот от них?Неважно, какой у них вид, на самом деле они очень милы и симпатичны. Все моизнакомые правы: у меня слишком сильное воображение».

Вскоре она сказала, что ей пора, и Дэвид, с учтивостьюкавалера времен Регентства, помог ей спуститься по ветхим ступенькам иисчерпывающе объяснил, как короче всего выйти на Кингз-роуд.

– А там, – сказал он, – сядете на автобус или возьмететакси, если вас это больше устроит.

– Только такси! – сказала миссис Оливер. – У меня ногиотваливаются, И чем раньше я рухну в такси, тем лучше. И спасибо, – добавилаона, – что вы не сердитесь за мою слежку. Конечно, она должна была производитьочень странное впечатление. Хотя, в конце-то концов, частные сыщики, илидвуногие ищейки, или как там их еще называют, вряд ли могли бы замаскироватьсяпод меня!

– Пожалуй, что нет, – с полной серьезностью согласилсяДэвид. – Отсюда налево, потом вправо, потом снова влево, пока не увидите реку,а там сразу вправо и все прямо, прямо, прямо.

Непонятно почему, пока она шла через заброшенный склад, еевновь охватило тревожное напряженное чувство. «Хватит давать волю воображению!»– одернула себя миссис Оливер и оглянулась на лестницу и окно мастерской. Дэвидвсе еще стоял у нижней ступеньки и смотрел ей вслед. «Трое абсолютно милыхлюдей, – сказала себе миссис Оливер. – Абсолютно милых и очень добрых. Здесьналево, потом вправо. Только потому, что выглядят они странно, начинаешьвоображать всякие глупости, будто они опасны. А теперь направо или налево?Кажется, налево. Ноги мои, ноги! И дождь собирается». Расстояние казалосьстрашно длинным, а Кингз-роуд недосягаемой. Сюда даже шум машин не доносился… Икуда девалась река? Она уже решила, что перепутала указания.

«Впрочем, ничего, – размышляла миссис Оливер. – Рано илипоздно я куда-нибудь да выйду – к реке, Патни, или Уондсуорту, или ещекуда-то».

Она спросила у прохожего, как выйти на Кингз-роуд, но онответил, что иностранец и по-английски не говорит.

Миссис Оливер устало свернула еще за один угол, и впередизаблестела вода. Она пошла быстрее по узкому проулку, услышала позади себяшаги, хотела обернуться, но на голову ей опустилось что-то тяжелое, и миррассыпался снопом искр.

– Выпейте это, – произнес голос.

Норму сотрясала дрожь. Ее глаза словно остекленели. Голосснова приказал: «Выпейте это». Она послушалась и поперхнулась.

– Очень… очень крепко, – пожаловалась она.

– Но приведет вас в порядок. Сейчас вам станет легче. Тольконе двигайтесь, сидите тихо.

Тошнота и головокружение, мучившие ее, исчезли. Щеки у нееутратили мертвенную бледность, дрожь улеглась. В первый раз она посмотрелавокруг осмысленным взглядом. До этой минуты мир застилали страх и ужас, нотеперь все вроде бы стало нормальным. Комната была средних размеров, и вобстановке чудилось что-то знакомое. Письменный стол, кушетка, кресло, стул,стетоскоп на тумбочке и какой-то аппарат, кажется, для проверки зрения, решилаона. Затем она оставила общее и сосредоточилась на конкретном. На мужчине,который приказал ей выпить.

Она увидела человека лет тридцати трех-четырех, рыжего, ссимпатичным некрасивым лицом – из тех, которые называют грубоватыми, ноинтересными. Он успокаивающе кивнул ей.