Она взглянула на него с горьким подозрением.

– Я ведь мог бы поставить полицию в известность ослучившемся, но делать это обязан не был и предпочел версию, что, погрузившисьв девичьи грезы, вы сошли на мостовую, не поглядев по сторонам.

– Вы совсем не похожи на доктора, – заметила Норма.

– Правда? Собственно говоря, я несколько разочаровался вмоей здешней практике, а потому оставляю ее и через две недели отбываю вАвстралию. Из чего следует, что с моей стороны вам ничего не угрожает и выможете без опасения поведать мне, как из стен на вас выскакивают розовые слоны,а деревья наклоняются к вам, чтобы задушить своими ветками, и как вы всегдазнаете, когда из глаз других людей на вас смотрит дьявол, – ну, словом, любуюсвою веселую фантазию, и я палец о палец не ударю. А вообще-то, судя по виду,вы в полном рассудке, если хотите знать мое мнение.

– По-моему, не совсем.

– Может, вы и правы, – любезно уступил доктор Стиллингфлит.– Но объясните-ка, какие у вас основания так думать.

– Я совершаю поступки, а потом ничего не помню. Ярассказываю про них людям и не помню, что рассказывала им хоть что-то…

– Но ведь отсюда вытекает только, что у вас очень плохаяпамять.

– Вы не понимаете. Все это… очень дурное.

– Религиозная мания? Интересно!

– Ничего религиозного… Только… только ненависть.

В дверь, постучав, вошла пожилая женщина с подносом в руках.Она поставила поднос на письменный стол и удалилась.

– С сахаром? – осведомился доктор Стиллингфлит.

– Да, пожалуйста.

– Умница! После шока сахар очень полезен. – Он разлил чай почашкам и одну чашку поставил возле нее вместе с сахарницей. – Ну вот, – добавилон, садясь. – Так о чем мы говорили? А, о ненависти.

– Ведь правда, можно ненавидеть так, что хочется убить? По-настоящему?

– Конечно, можно, – весело ответил доктор Стиллингфлит. –Нет ничего естественнее. Но даже если действительно этого хочешь, претворитьжелание в реальность не так-то просто. Человеческая психика снабжена тормозами,которые срабатывают в нужный момент.

– Вы говорите так, словно ничего необычного тут нет, –сказала Норма с заметной досадой.

– Это же ведь свойственно всем людям. Дети испытывают такоечувство чуть не каждый день. Обидятся, например, на мать или отца: «Вы злые, явас ненавижу, я хочу, чтобы вы умерли!» Матерям обычно хватает благоразумияпропускать такие вопли мимо ушей. Подрастая, продолжаешь испытывать вспышкиненависти, но желания убить всерьез не возникает, слишком уж оно чреватовсякими осложнениями. А если все-таки возникает, что же, вы отправляетесь втюрьму. То есть если вы и правда понудили себя совершить такое хлопотное искверное деяние. Кстати, а не сочинили вы все это для красного словца? –спросил он небрежно.

– Конечно, нет! – Норма выпрямилась на стуле, ее глаза сверкнулигневом. – Конечно, нет! Неужели бы я стала говорить такие страшные вещи, еслибы так не было на самом деле?

– Почему же? – возразил доктор Стиллингфлит. – За некоторымилюдьми это водится. Рассказывают о себе всякие ужасы и получают от этогобольшое удовольствие. – Он забрал ее пустую чашку. – А теперь расскажите-ка мневсе как есть, – сказал он. – Кого вы ненавидите. За что ненавидите. Как хотелибы расправиться с ними.

– Любовь способна стать ненавистью!

– Прямо-таки цитата из романтической баллады. Но незабудьте, ненависть, в свою очередь, способна стать любовью. Срабатывает и таки эдак. И вы утверждаете, что возлюбленный тут ни при чем? «Он был избранникомтвоим и изменил тебе!» Так ничего подобного?

– Да нет же! Совсем нет. Это… это моя мачеха.

– А-а! Тема жестокой мачехи. Полная чепуха. В вашем возрастевы можете показать мачехе нос. Да и что она вам сделала, помимо того, что вышлазамуж за вашего отца? Вы и его ненавидите? Или так обожаете, что ни с кем нехотите его делить?

– Ничего подобного. Ну, совсем ничего. Когда-то я еголюбила. Ужасно любила. Он был… он был… я верила, что он замечательный.

– Послушайте, что я вам скажу, – весомо произнес докторСтиллингфлит. – Я хочу кое-что вам предложить. Видите эту дверь?

Норма обернулась и с недоумением посмотрела на дверь.

– Нормальная дверь, верно? Не заперта. Открывается изакрывается без всяких хитрых приспособлений. Подойдите удостовериться сами. Выведь видели, как моя экономка вошла и вышла? Никаких фокусов. Ну-ка встаньте!Слушайте меня!

Норма встала, неуверенно пошла к двери и открыла ее. Потомвопросительно посмотрела на него.

– Отлично. Что вы видите? Самую обычную прихожую, которуюследовало бы отремонтировать, но я ведь уезжаю в Австралию. Теперь идите квходной двери, откройте ее – опять-таки ничего сложного. Спуститесь на тротуари убедитесь, что вы абсолютно свободны, что никто не думал вас запирать. Потом,когда убедитесь, что можете уйти отсюда в любую минуту, вернитесь, сядьте вон вто удобное кресло и расскажите мне про себя все. Потом я облагодетельствую вассвоим неоценимым советом, которому вы вовсе не обязаны следовать, – ободряющезакончил он. – Люди редко следуют чужим советам, но почему бы его и невыслушать? Вы поняли? Так договорились?

Норма медленно повернулась к открытой двери, невернойпоходкой вышла действительно в самую обычную прихожую, как и предупредилдоктор, отодвинула незатейливую задвижку, спустилась по четырем ступенькам натротуар и оказалась на улице, по сторонам которой тянулись солидные, но ничемне примечательные дома. Она остановилась там, не подозревая, что докторСтиллингфлит следит за ней сквозь тюлевую занавеску. Минуты через две скакой-то новой решимостью она повернулась, поднялась по ступенькам, заперла засобой дверь и вошла в приемную.

– Все в порядке? – спросил доктор Стиллингфлит. – Убедились,что я никаких ловушек не расставляю? Что все честно и открыто?

Она кивнула.

– Вот и прекрасно. А теперь садитесь. Устройтесь поудобнее.Вы курите?

– Я… ну…

– Только с марихуаной? И тому подобное? Отвечатьнеобязательно.

– Конечно, нет! Ничем таким я не пользуюсь!

– Ну уж и «конечно, нет!». Однако пациентам следует верить.Ладно, расскажите мне о себе…

– Я… я не знаю. Рассказывать ведь, в сущности, нечего. А накушетку разве мне ложиться не надо?

– Если вы думаете о ваших снах и тому подобном, так они меняне слишком интересуют. Я просто хотел узнать обстановку. Ну, вы понимаете. Выродились, вы жили в городе или за городом? Есть у вас братья и сестры или выбыли единственным ребенком? И так далее. Когда умерла ваша мать, для вас этобыло большое горе?