– Вероятно, мы в чем-то профаны, – без тениагрессии отреагировала эпидемиолог, – но великолепно изучили инструкцию.Десять дней строгой изоляции. Если никто более не сляжет, вы вернетесь встолицу.

– Бред, бред, – застучал кулаком по столу Леонид.

– Не стоит пылить, – попытался успокоить егоНикита Редька. – Поживем немного на теплоходе. Наши планы никак неменяются, хотели плыть две недели, ну так постоим. Я не верю в инфекцию, туткакая-то ошибка!

– Кретин! – заорал Зарецкий. – А если мызаболеем? Эй, вы хотите оставить нас без медицинской помощи? Убийцы в белыххалатах!

– Запахло жареным, – шепнул мне на ухо Юра. –Леонид был подчеркнуто вежлив – и вдруг полный аут.

– Вы же не хотите сказать, что мы всезаразились? – с плохо скрытой тревогой спросила Аня.

– Сейчас у вас возьмут анализы, – пообещалврач. – Пока поводов для беспокойства нет.

– Мама, нам сделают уколы? – испугаласьТина. – Я боюсь! Это больно! Не хочу!

– Всего лишь мазок из носа, – уточнилаженщина-доктор. – Это слегка щекотно.

– Но мы не больны? – попытался выяснить Никита.

Врач откашлялся:

– Вирус ОМ двенадцать поражает в основном людей спониженным иммунитетом и хроническими болезнями. Среди вас есть инфицированныеСПИДом, туберкулезом, сифилисом? Гепатитом? Если нет, можете не волноваться.

– Конечно, нет! – взвыл Зарецкий. – Здесьсобрались приличные люди, а не бомжи, гомосексуалисты и проститутки!

Я удивилась реакции Леонида. Он же ученый, а немалограмотная бабка, должен знать, что вышеназванные болезни могут поразитьлюбого человека, независимо от его социального статуса. В зоне риска находятсявсе, кто посещает стоматолога, делает переливание крови или простой маникюр,ездит в метро, целует приятелей при встрече.

– Зачем нужен карантин, если мы не заболеем? –поинтересовалась Манана.

Выдержке пиар-директора можно только позавидовать, онаединственная из всех пассажиров выглядела спокойной.

– Допустим, вы в порядке, – ответилмужчина, – но в любом случае можете стать переносчиками болезни. Сами незаболеете, а вирус передадите. За десять дней возбудитель погибнет, и вы безпроблем отправитесь дальше.

– Если вы заболели и благополучно выздоровели, тоотлично натренировали иммунную систему, – заявила Алина. – Не правыте люди, которые тщательно изолируют маленьких детей от общения в надежде, чтомалыши не подхватят инфекцию. Лучше привыкать к микробам, чем убегать от них.

– А если помрешь в процессе тренировки? – завизжалЗарецкий.

– Подайте этому господину валерьянки, – попросилаАня Редька официанта, который с открытым ртом подпирал стену около буфета.

– Успокойся, Леонид, – раздраженно велел ВасилийОлегович, – альтернативы нет! Возьми себя в руки, сейчас все лечат!

Зарецкий сел, поставил локти на стол и обхватил ладонямиголову.

– Старый идиот! Зачем я согласился на эту поездку?!

– Вы можете вести привычный образ жизни, –успокоил присутствующих врач.

– Ограничений по диете, полагаю, нет? – вскинулаброви Алина.

– Мама, он страшный! – ожила Тина. – Я боюсь!

Манана обняла дочь.

– Не волнуйся, я с тобой!

– Меню обычное, – возвестил врач. – Наспиртное мораторий не наложен.

– Шикарно, – потер руки Юра. – Нальюсь поброви!

– Вот курение советую не практиковать, – продолжалдоктор.

– Секс, наркотики, рок-н-ролл в полном объеме, носигареты истребить на… – гаркнул Зарецкий.

– Леня! – с укоризной воскликнула Катя. – Неругайся при Свете! Да и нам неприятно!

– Девочка никогда не слышала о смерти? – началновый виток скандала Зарецкий. – Не понимает, что мы все можем умереть?

– Попытайтесь успокоиться, – попросила егоАня. – От истерики лучше не будет.

Мне стало противно, ноги сами понесли меня к лестнице, явышла на палубу и оперлась на перила. Теплоход стоял на месте, белый катер,бросивший якорь борт о борт с ним, был отчетливо виден. Он казался совсеммаленьким, но тоже имел палубу для отдыха, на которой стояли три крохотныхскладных стульчика и круглый, похожий на кукольный столик. На железке,привинченной к одному из бортов, висело полотенце и красный купальник.

Я молча изучала катер и не обернулась даже тогда, когдапоняла, что уже не нахожусь в одиночестве.

– Испугались? – спросил капитан, тоже опираясь напоручень.

– Чему быть, того не миновать, – пожала яплечами. – Где этот Козловск и почему нас именно туда отгоняют?

Иван Васильевич выпрямился и одернул китель.

– В советские годы в Козловске работал химзавод. О немвслух не говорили, но местные отлично знали о предприятии, там весь городокпахал. Хорошее место, оклады жирные, молоко за вредность, отпуск аж сорок дней,ну и прочие льготы. В округе козловским завидовали, народ в деревнях и городкахбыл бедный, а те колбасу каждый день ели, снабжение-то было специальное. Вначале девяностых лафа сошла на нет, дирекция на всем экономила, наверное,ремонтные работы вовремя не произвели. Ночью двадцать третьего августа какгрохнет! Я число отлично помню, это мой день рождения. Жил я тогда в Абрамове,за десять километров от Козловска, и то у нас светло стало. Чего уж на заводенахимичили, не знаю. Сначала взрыв у них случился, следом пожар, огонь всемрайоном тушили, да он только сильнее полыхал. Химия – страшная вещь, вонь надрекой плыла, а затем облако повисло, чисто радуга. Наши еще смотреть бегали наэту «красоту». А я Чернобыль вспомнил, жену с дочерью в охапку – и к тестю их вКурскую область отправил.

– Вы молодец, – похвалила я Ивана Васильевича.

– Точно, спас семью. Когда из этого облака дождь поокруге захлестал и у народа даже железные крыши пожгло, вот тут все и кинулисьв кассу за билетами, давились не на жизнь, а на смерть, а мои спокойно отбыли,в купе.

– Хорошо, когда муж смотрит на несколько шаговвперед, – польстила я капитану теплохода.