В конце концов пьяница задолжала всем иокончательно опустилась. Несколько раз Майя делала попытку подняться и дажевывешивала у магазина и на станции объявление «Сдается дача, недорого». Нолюди, хотевшие спокойного отдыха, мигом убегали прочь, увидев хозяйку. Никтодаже не заглянул в летний домик, кстати, достаточно приличный. Сама Майя тудане ходила.

Не так давно к ней заявилась соседка МарияИвановна, жена дальнобойщика Игоря, и сказала:

– Помнишь, сколько ты мне должна?

– Отдам, – пообещала Майя.

– С каких шишей? – засмеялась Мария Ивановна.

– Заработаю и верну, – буркнула пьяница.

– Мало надежды, – соседка трезво оценила своишансы на получение денег. – Но ты можешь отработать долг.

– Плохо себя чувствую, голова болит, –закряхтела Майя.

– Особых усилий не понадобится, – сказалаМария Ивановна. – Я сдала свою пристройку на лето хорошим людям, они бабушку кнам привезли. Оплатили и дом, и еду, и уход. Да только мне на голову свалиласьЛариса, бывшая невестка, с внуком. Вон их никак не выгнать, а в одном доме житьне можем, вторая жена Кости первую на дух не переносит. Вот я и придумала: тыпустишь бабку в летний домик, а мы тебе долг простим.

– Больно жирно получается! – возмутилась Майя.– Мне, значит, за старухой следить? И на какие шиши я ее кормить буду?

– Только жилье предоставишь, – успокоилапьяницу Мария Ивановна, – остальное наша забота.

– Тогда ладно, – согласилась Майя.

Костик, сын соседки, привел домик в порядок,притащил туда мебель, повесил занавески, наладил телеантенну. Пелагея Андреевнаоказалась вполне милой старушкой, и Майя живо поняла свою выгоду. Один раз онапредложила Суворовой погулять по деревне, подвела ее к магазину, посадила водворе и, зайдя в сельпо, сказала продавщице Кате:

– Отпусти консервов в долг, у меня дом сняли,вон москвичка на лавке кукует. Она со мной через пару дней расплатится, я тебеденьги принесу.

Екатерина, несмотря на то что хорошо зналаМайю, поверила пьянице. А та разжилась у местной самогонщицы бутылкой первача иушла в загул.

Как долго длился запой, Майя сказать не могла,календаря у нее нет, на работу она не ходит, поэтому способна определить лишьвремя года – лето. Очнувшись, Майя стала искать денег на опохмел и первым деломотправилась к Пелагее Андреевне, но той на месте не оказалось...

– Ушла, – бормотала сейчас Майя, – и собакусвою придурковатую бросила. Никак не уходит! Вчерась я швырнула в нее топор, дане попала. Хотела прибить суку – не получилось.

– Пелагея Андреевна пропала, оставив пса? –уточнила я.

– Ага, – кивнула Майя, – мне самой жратьнечего, а тут эта дрянь. Имя у нее дурацкое – Плюшка. Тьфу! Зачем пса заводить,да еще такого? Один расход. Слушай, может, поймаешь уродину?

– Зачем? – бдительно спросила я. – И потом,Плюшка никуда не убегает. Я только что ее гладила.

– Это она тебе далась, а от меня бежит, –возмутилась Майя. – Поймай, а? Я ее в ведре утоплю. Ходит по двору как у себядома... Не люблю собак! Одни блохи от них!

Я прижала руки к груди. Много лет назад мойпапа сказал маме, оперной певице:

– Солнышко, ребенка надо отвести в спортивнуюсекцию самбо.

– Ты с ума сошел, Андрей! – возмутиласьмамуля. – Еще предложи малышку в бокс отдать! У нас девочка, ты не забыл?

– Женщина должна владеть навыками рукопашногобоя, – не успокаивался отец, – чтобы постоять за себя.

– Отвратительно, – заявила мама, и меняотправили в музыкальную школу.

Став взрослой, я много раз жалела, что вшкольные годы не научилась кулачному бою и не умею делать бросок через бедро.Иногда очень хочется в качестве решающего аргумента долбануть собеседника поносу. Но, к сожалению, физической силой я не обладаю, поэтому приходитсясдерживаться. Хотя сейчас желание сунуть Майю головой в то самое ведро с водой,в котором она собирается утопить несчастную Плюшку, всецело завладело мною.Кстати, брошенная собака обладает ярко выраженными экстрасенсорнымиспособностями – едва Майя показалась во дворе, Плюшка словно растворилась ввоздухе. Подавив гнев, я велела пьянице:

– Покажите мне летний домик.

– Деньги! – потребовала алкоголичка.

Получив тысячу рублей, хозяйка отвела меня ксарайчику, который внутри оказался вполне пригодным для обитания. На небольшойзастекленной веранде стояли стол, накрытый потертой клеенкой, софа,двухконфорочная плита и длинная скамейка с тремя ведрами. Далее шла примернодесятиметровая комната, узкая, как пенал. В ней имелись кровать, тумбочка, столс телевизором и кресло.

– А где вещи Пелагеи? – спросила я у Майи.

– Не знаю, – ответила та. – Вон календарьвисит.

Я посмотрела на стену. Там, на гвоздике,болталось яркое издание, некоторые цифры были обведены кружками, рядом чернеликакие-то надписи. Пелагея Андреевна, похоже, очень любила собак, она купилакалендарь, украшенный фотографиями щенков. Старушка не отрывала листы, она ихпросто переворачивала.

– Возьму численник, – сурово сказала я.

– Он денег стоит, – не упустила шансазаработать Майя.

– Верно, но не вы его покупали.

– Вернется бабка, потребует свое имущество,что ей скажу?

Пришлось достать еще одну купюру. Я помахалаперед носом Майи казначейским билетом и сказала:

– Отведите меня к Марии Ивановне, тогдаполучите гонорар.

– Ее избу отсюда видно, – Майя ткнула пальцемв окно, – далеко ходить не надо!

Я сняла со стены календарь, свернула еготрубочкой и двинулась через заросший лопухами и крапивой огород в соседний дом.

Мария Ивановна откровенно испугалась, увидевгостью. Она проводила меня в парадную комнату, нервно пригладила волосы изабубнила:

– Ничего плохого мы не сделали... бабушка ненаша, не родная...

Я положила руки на стол, застеленныйнакрахмаленной до хруста скатертью, и завела проникновенную речь:

– Уважаемая Мария Ивановна, как я ужеговорила, я являюсь представителем клиники Сейфуллина. У Суворовой инсульт, онане способна к общению, нам необходимо найти ее родственников.