Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — хищно улыбнулась она, — но зачем мне его убивать?Тем более таким примитивным способом? Считаю, что вы пошутили.
— Возможно, — согласился Дронго, — но тогда кто это сделал?
Она невозмутимо допила кофе и поставила чашечку на стол. Итакже спокойно произнесла:
— У любого человека, бывают свои тайны. Почему вы считаете,что Халупович должен быть исключением? Возможно, что он сам придумал этукрасивую историю про приехавших со всех концов света женщин, с которыми когда-товстречался. Придумал, чтобы скрыть свое преднамеренное убийство и запутатьследствие. Такой вариант вы исключаете?
— У вас есть номер его мобильного телефона?
— Он дал мне свою визитку и написал на ней номер телефона, —вспомнила Оксана Григорьевна. — Но визитка лежит у меня в сумке, и я ни разудаже не посмотрела на нее. Это мне неинтересно. Или вы полагали, что делообстоит по-другому?
Дронго подумал, что у нее красивое и одновременно злое лицо.«Почему-то лица красивых женщин после сорока лет обретают именно такие черты.Становятся красивыми и злыми одновременно. Дурнушки становятся добрее, им нетак больно расставаться с молодостью. А вот красивые женщины начинают сходить сума, глядя на видимые изменения, которые ежедневно отражаются в зеркале. Может,поэтому они и становятся такими стервозными». Хотя он знал и исключения изэтого правила.
— Вы говорили, что вам было с ним хорошо, — невежливонапомнил Дронго, — или я не так понял?
— Разве это имеет отношение к нашему делу? — искреннеудивилась она. — Он может быть прекрасным любовником и хладнокровным убийцей.Это разные вещи, или вы считаете по-другому?
— Мне трудно представить, что такой эпикуреец, какХалупович, мог решиться на убийство домработницы, — признался Дронго. — Скорее,он бы просто выгнал ее из дома. Зачем ему убивать эту несчастную женщину?
— Она могла узнать нечто важное о состояний его финансов илидругую тайну, которую не следовало знать. И не нужно на меня так смотреть, —попросила она, — в конце концов, это только мои предположения. Я тоже понимаю,что он вряд ли подходит на роль хладнокровного убийцы. Пожалуй, мне нужнопознакомиться с двумя моими «соперницами».
Она произнесла эти слова с чувством некоторого превосходстваи с видимой усмешкой. Она сознавала, что для своих лет сохранилась оченьхорошо. Дронго подумал, что она выглядит лучше несколько располневшей ЭлгиРуммо и не столь рьяно следившей за собой Фаризы Мамаджановой. Хотя последняясохранилась не хуже. Но у нее не было в глазах той нагловатой уверенности, чтобыла у Оксаны Григорьевны. Она, очевидно, сознавала силу своей внешности и этонемало помогало ей в служебном росте, даже в такой специфической организации,как прокуратура.
— Я думаю, что нам нужно поехать в прокуратуру и всерассказать, — строго предложила Оксана, — иначе потом мы попадем в дурацкоеположение свидетелей, уклоняющихся от дачи показаний…
Она не успела договорить, как дверь открылась и в кабинетвошел Эдуард Леонидович. Он был в элегантном темном плаще, который не успелснять в приемной.
— Здравствуйте, — отрывисто сказал он, — вот я и приехал.
— Немая сцена, — насмешливо сказала Оксана Григорьевна, взглянувна вошедшего, — ты как нельзя кстати. Может, расскажешь, что у тебя случилось?
— Неприятности, — пробормотал Халупович, снимая плащ. —Нина! — крикнул он секретарше, бросил плащ на спинку стула и, подойдя к дивану,сел на него рядом с Дронго.
Вошедшая Нина молча унесла плащ в приемную. Очевидно, оназнала о вкусах патрона и поэтому не стала спрашивать, что именно он будет пить— чай или кофе.
— Я уже слышала про твои неприятности, — требовательнозаметила Оксана Григорьевна, — вызвал всех нас и втянул в неприятную историю.
— Ты думаешь, я специально это сделал? — раздраженно заметилХалупович. — Тебе никто не говорил, что у тебя в голосе появились прокурорскиенотки?
Она взглянула на Дронго и улыбнулась. Потом сказала:
— Если бы ты был внимательнее к людям, ты бы могпоинтересоваться, где именно я сейчас работаю.
— Неужели прокурором? — удивился Эдуард Леонидович.
— Вот именно. Я начальник отдела в городской прокуратуре.Между прочим, я тебе сказала об этом, когда мы встретились в квартире. Но тыпропустил это мимо ушей. В тот момент зазвонил телефон, и ты не сталпереспрашивать.
— Ты сказала «начальник отдела», и я подумал, что тыначальник юридического отдела, — пробормотал Халупович, — только прокурора мнеи не хватало для полного счастья. И какое у тебя звание? Генерал или маршалпрокуратуры?
— Маршалов в прокуратуре не бывает и генералов тоже. Естьприравненные к ним государственные советники юстиции. Но могу тебя успокоить:государственным советником я еще не стала. Хотя, если перевести на военныезвания, я уже подполковник. Тебя это устраивает или ты хотел бы большего?
— Я бы хотел сейчас сидеть на Лазурном берегу и не думатьпро это убийство, — проворчал Халупович. — Тебе, наверное, уже рассказали, чтослучилось у меня дома.
Нина внесла кофе и поставила его перед Халуповичем. Затем,взглянув на Оксану Григорьевну, спросила:
— Вам еще кофе?
— Спасибо, милая, — с плохо скрываемым сарказмом улыбнуласьгостья, — я, кажется, уже напилась.
— Хотите еще чаю? — значительно мягче спросила Нина уДронго.
Очевидно, ей не нравилась Оксана Григорьевна, и та, похоже,отвечала ей взаимностью. Дронго не хотел чая, но понял, что для смягченияобстановки должен попросить Нину оказать ему эту услугу. И он согласно кивнулголовой. Молодая женщина оценила его тактичность и поспешила выйти из кабинета.
— Нина, — крикнул ей вслед Халупович, — где Трошкин, гдеОля? Куда они пропали?
— Ищут Таню, — ответила Нина, снова появляясь в кабинете.
— Как это ищут? Она потерялась?
— Нет. Спустилась в нашу столовую. Сейчас ее приведут.
— Хорошо, — Халупович чуть ослабил узел галстука. Потомвзглянул на Дронго, — наша полоумная соседка, оказывается, видела, как ко мнеприходили женщины. Только она говорит, что женщин было пятеро, а не четверо. Ноя-то точно знаю, что было четверо. Несчастная Елизавета Матвеевна и три моихгостьи.
— А она утверждает, что пятеро? — уточнил Дронго.
— Сумасшедшая баба, — отмахнулся Халупович, — но самоеинтересное, что следователь ей вообще не верит. Откуда ей знать, кто приходилименно ко мне, а кто направлялся в другие квартиры.
— И чем она это объясняет?