Словно был подписан немой договор. Мы оба ждём. Я — своего. Она — своего. Там поглядим, что будет, а пока… и мне, и ей оставались такие вот вещие сны.

Что это? Поднимаясь на ноги, я вдруг словно увидел на лацкане измятой своей форменной куртки длинный тонкий волос. Именно такие волосы у… Порыв ветра лишил меня последней надежды прояснить ситуацию уже тогда. Я пожал плечами, чего только не учудится. Видение окончательно стало видением.

И я пошёл вперёд, целеустремлённо отыскивая кратчайшую дорогу по этим джунглям. Бояться тут нечего, пробел в моём образовании по поводу естественной природы нашего мира стремительно заполнялся. Стоит спросить… ах, вспомнил я, как же всё неожиданно гладко!.. Да говорили ли мне вообще всю эту чушь про Вольные Территории, сидевшую у меня в голове до этого дня?!

Вот так вот, разглядывая окружающие меня красоты, забыв разбитый аэрон, что остался далеко позади, забыв про то, что чуть не погиб при крушении, я шёл вперёд и вновь наслаждался природой, вспоминая раз за разом то яркое видение посреди тьмы.

Что ты хотела сказать этим всем, больная моя головушка?

Я не знал. Я просто шёл вперёд, не считая пройденные мили.

Обходя очередного лесного великана, я увидел странную вещь, чуждую здесь, парадоксальную, излишне правильную, агрессивно непогрешимую.

Это была Белая Стена. Вид с той стороны, вот уж не думал, что придётся, — промелькнуло в голове.

Я вернулся, так и не осознав всего того, что дало мне это небольшое приключение. Во мне уже играли рефлексы трудяги-специалиста.

Я спешил. Опять куда-то спешил.

[обрыв]

Часть 5

Думал, придётся объясняться со спецами тренировочного центра, но весь спектакль, который я начал репетировать ещё по дороге, ярдов за двести до монументальных дверей этого заведения, странным образом выродился в кивок головы дежурного на центральном посту. «Хорошо, что вы воспользовались вчера отгулом, не дело, когда Пилот так себя выматывает». Надо же, я и забыл, что такие отгулы существуют. Все мои попытки обнаружить сарказм в доносившемся до меня из динамиков голосе увенчались полным провалом. Можно было подумать, что все эти люди собрались здесь не ради меня одного, а так, поболтать на досуге. Моё вчерашнее отсутствие осталось повешенным в воздухе. Я всё время забываю, что Пилот для остальных людей существо горнее, едва ли материальное, продукт астральных сил, кто станет его судить?

Мне почему-то стало невероятно гадко на душе. Я вспомнил себя, стоящего у малюсенького окошка, прорезанного в броне ангара, и глядящего восторженными глазами на огромную машину. Она затмила мне всё на свете. Так вот и они. Все они с некоторых пор видят во мне лишь символ, ярлычок, через который можно получить доступ к этой машине. Ты помнишь, когда в последний раз с тобой делились мыслями, переживаниями? Ты помнишь последнюю шутку, направленную в твою сторону? Ты помнишь, чтобы кто-то тебя чему-то научил, посоветовал, посочувствовал?

Нет. Одна машина кругом. Осознание зрело, видимо, давно, но только эта катастрофа, эта нескончаемая прогулка по девственному лесу смогла дать толчок невесёлым моим размышлениям. Когда я садился в кресло эмулятора, меня скрутило особенно сильно. Страх пронзил меня до самых костей, это было похоже на чудовищный приступ клаустрофобии, мёртвые стены камеры, так разительно отличающиеся от живого тепла стволов деревьев, нависли надо мной. Казалось, что я — не человечек, сжавшийся от страха, а я — эти самые стены, эти самые машины. Затерянный в бездонном чреве бессчётных «продуктов человеческого гения». Для того ли вас создали? Пожирать чужие души — сложная цель, её так непросто достичь… оттого ли вы такие могучие и совершенные?!!

Отпустило. И довольно быстро. Я снова мог спокойно и трезво рассуждать, я даже справился с очередной порцией тестовых полётных заданий. Но старого ажиотажа, когда я сломя голову бросался исполнять любую поставленную передо мной задачу, уже не было. Я вдруг разом стал трезв и рассудителен. Заодно придумав непробиваемое чужой логикой объяснение происходящему со мной. Я просто устал. Мне нужен был небольшой отдых. Пусть всё равно — на бегу, лишь на чуток медленнее. Но этого было и достаточно.

Вечером план дальнейших действий был готов. То есть мне его и придумывать-то, собственно, особой нужды не было. Просто следовало чётко осознать, что именно я делаю, к чему стремлюсь, понять, что теперь-то нужно идти до конца, не боясь увидеть того, что там окажется. А дальше всё становилось вполне прозрачным.

В своё время меня наши отношения с Мари интересовали больше чего бы то ни было, я-то, наивный, всегда старался разграничивать космологические проблемы и личную жизнь. Но всё оказалось совершенно не так. И теперь я был готов искать ответ где угодно, и использовать для этого все доступные мне как Пилоту средства. Пусть Совет думает, что хочет. Ему всё равно придется, раньше или позже, передать мне одному все полномочия.

Домой я вернулся в половине девятого вечера, когда по комнатам разносились манящие ароматы готовящегося ужина. Но Мари не было, дом оставался всё таким же тихим, каким я его оставил, уходя.

Я сразу направился к терминалу. Пусть думает, когда придёт, что хочет. Всё равно время объяснений ещё не пришло. Наступит ли оно хоть когда-нибудь, я не был уверен, но попробовать — стоило.

Проведя первый раз ладонью по холодной панели, я уже забыл все сомнения. Статус Действительного Пилота предоставлял мне незамедлительный доступ к такому океану информации, о каком я и не мог раньше подозревать. Начать я решил с простого. А именно — тривиальным образом загрузил терминал информацией обо всех людях, хотя бы минимально подходящих под описание, засевшее у меня в памяти с того давнего дня. Эх, если бы можно было просто спросить Мари… но — ничего не выйдет. Я отчего-то вспомнил ту жалкую попытку аналогичного поиска, что была мною предпринята пять, или сколько там, месяцев назад. Тогда мне не хватило настроя копаться в цифрах, которые, я знал, для кого-то заключали всю его жизнь. Теперь… я уже довольно долго пробыл Пилотом, чтобы научиться в полной мере обособляться от реальной действительности. Что в цифрах? Здесь нет живых людей, сколько ты их себе не воображай.

Вернулась Мари, и я, каюсь, даже не заметил, когда. Она стояла у двери, стояла совершено неслышно, даже дыхания не уловить. Когда я всё же поднял глаза навстречу обращённому ко мне взгляду, она лишь кивнула, безмолвно