расчётом на приливы. Рядом с ангаром стояла обшарпанная палатка из старых хранилищ времён Освоения. Стояла давно. Оттуда на меня выглянул Лион.

Он, видимо, только что проснулся, так как выглядел совершенно потерянно. Мы пожали друг другу руки, не сговариваясь, сразу же пошли спускать яхту на волны.

Ничего не значащие разговоры о том, как Мари (и откуда он о ней знает?), о погоде, короткие фразы «подай на корму» — и вот мы уже наслаждаемся плаванием и тёплым весенним бризом. Лишь подспудно я чувствовал, что Лион ждал от этой встречи чего-то большего, чем просто дружеской болтовни. Как выяснилось позже, я был абсолютно прав.

Сияло ослепительное светило. Лион сидел на корме, прихлебывая что-то из фляжки, и неотрывно смотрел на меня, в поте лица подтягивающего рангоут на штирборте.

— Отправление скоро? — по его тону было невозможно не угадать, какое именно отправление имелось в виду.

Я поднял на него глаза и неожиданно для себя установил, что там, на берегу, никакое не сонное выражение было на его лице, а попросту самое обыкновенное. Ставшее обыкновенным. Неужели это тот самый Лион? Что-то тут не так, его внешность теперь мне говорила если не о регулярном принятии горячительных напитков, то, по крайней мере, о крайне неправильном образе жизни. И то, и другое — вещи для прежнего Лиона совершенно невозможные. Исключённые. И ещё фляжка эта, мне остро захотелось разом выбить её из его рук.

— Нет, не скоро… через полгода минимум, даже учитывая эту непонятную спешку.

Он усмехнулся.

— Кому как, а по мне почти что завтра.

— Что с тобой происходит, Лион? Что ты хотел мне сказать? Что ты хотел спросить? О чём поговорить? Неужели ты меня, ни с того ни с сего, после стольких лет поднял и позвал к себе только затем, чтоб сказать: «Когда отправление»?

Я нарочито медлительно и степенно уселся подле него, показывая, что никуда мы отсюда не поплывём, если он не расскажет хоть что-нибудь.

— Хм… настойчивый стал, с каких пор?.. Ладно, слушай.

Лион поморщился, словно ему в рот попало что-то горькое.

— Ты знаешь, что такое мы все?

— Мы двое? А причём тут?..

— «Мы» — значит все люди на этой планете. А есть мы ничто иное, как ничем не ограниченная, неуёмная жажда познания, помноженная на технику, фактически доставшуюся нам от предков. Куда мы летим, что мы там потеряли? Ты не пробовал задаться таким вопросом?

— Неправильно вопрос сформулирован, так нельзя говорить…

— Да ладно тебе, не старайся, — остановил он меня, — я сам всё понимаю. Ты просто послушай, раз уж нам обоим так это надо. Так вот, я оказался в слишком большой степени ребёнком нашей цивилизации. Ты знаешь, я успешно проходил подготовку в Центре… тебя там ещё и в помине не было, когда у меня что-то нашли в голове… не помню уже. И приговор: на переподготовку. И опять на переподготовку. И опять. Мне ничего не говорили прямо, мне просто давали понять, приглашали в этот проклятый Совет Образования… но, понимаешь, я тогда уже успел ощутить то самое, что нас всех губит. Ты знаешь, ты летал. Я уже познал тогда, что такое есть этот самый Полёт!

Его речь сорвалась на крик. Как это было непохоже на рассудительного и нацеленного на единую цель Лиона, прежнего Лиона.

— И Полёт не отпускает, что бы ты ни делал. Я как идиот снова и снова возвращался в Центр, покуда меня окончательно не списали на периферию. Возможно, мне даже после этого ещё бы удалось спокойно сделать карьеру в Совете, набрать стажёров, и при этом числиться Пилотом в каком-нибудь Третьем Ангаре, так нет же…

Лион откашлялся.

— …полез наверх, шуметь. Нашумел так, что меня попёрли втихую из Пилотов насовсем.

Я молча ждал продолжения.

— А что ты смотришь? Да, я позвал тебя, я добрался сюда, я ждал целую треклятую неделю в треклятой сырости, я успел за это время возненавидеть долбаную яхту. Но цель для меня важнее неудобств, благо по ряду обстоятельств я к ним привык уже давным-давно…

Растрёпанная шевелюра тоскливым движением повелась в сторону, отчего-то его ладонь оказалась за пазухой, что-то там нащупывая.

— Это для меня важнее всего, что только может мне предложить он. Ему не понять… да и большинству простых смертных вроде тех парней из Совета тоже. Я пришёл сюда тебя просить.

«Он». Какой-то неведомы «он».

— Просить о чём?

— Деловой тон, понимаю… мы, кажется, только что не на шутку ожесточились друг на друга, и это, скорее всего, моя вина. Но ты послушай меня…

Его голос стал похож на всхлипывания, едва-едва доносящиеся до моего слуха.

— Проклятие!

Он вскочил и одним сильным движением швырнул что-то тускло блеснувшее под солнечными лучами. Раздался звонкий плеск. А Лион уже хохотал во всю глотку:

— Я даже прикончить тебя здесь, на месте, не могу! Ты же моя единственная надежда, пусть ты трижды скажешь «нет»! И я буду просить, буду умолять… а потом уж посмотрим. Или я лечу Пилотом или не лечу вовсе.

Я вот что сейчас думаю, а насколько на самом деле далеко доходила его осведомлённость о моих делах? Его гений мог прекрасно всё рассчитать, пусть он трижды находился в сумеречном состоянии. Он хотел уйти в Полёт, и он ушёл. Но он вовсе не хотел никуда прилетать, и…

И? Что? Я не знаю, я ничего не знаю…

Последнюю фразу Лион произнес вполне осмысленным тоном и, как-то очень по-своему, рассудительно. Мне на миг показалось, что вернулся тот, прежний Лион.

И тогда я пришёл к решению.

— Значит, так. Первое — ты мне предоставляешь копию своей медкарты, делай для этого что угодно, но достань. Второе — ты мне должен одно, скажем так, желание. Не трепыхайся, всё — в пределах разумного, я прекрасно осознаю наше с тобой положение. Взамен ты будешь на «Тьерноне» одним из Пилотов-навигаторов. Вакансию я организую. Идёт?

Домой я возвращался в удручённом состоянии. Пускай он на полном серьёзе планировал меня там убить, не следовало мне поддаваться словам Лиона, жечь нашу яхту — вообще было дуростью первой статьи. Мне до самого дома лез в нос солёный аромат топлёной смолы пополам с вонью горелого пластика. Вот, значит, как оно с людьми происходит в нашем-то положении…

Мысли о недоступной покуда моему пониманию несправедливости всё лезли и лезли в голову,