злосчастный Жан отыскался. Отыскалось это чудовище. Ивонна первая сообразила, как его найти. Она приехала в Нуази. Там стоял содом: мать плакала, отец кричал, швырял на пол садовые ножницы. Госпожа де Монсэ потихоньку вздыхала: — Жан, мальчик мой! — и варила для папы лекарственные настойки. Она вытирала глаза кисейной оконной занавеской, ей казалось, что так никто не заметит ее слез. Папа, ну я прошу тебя!.. Тут папа разразился грозной речью, из которой явствовало, что не кто иной, как Робер Гайяр, внес заразу в их честное семейство. Ивонна решила все стерпеть. Она молча пережидала бурю. Ей было жалко мать.

— Ты подумай только, — говорила госпожа де Монсэ, наливая вербеновую настойку, — ведь Жан знать не хочет, сколько нам стоит его ученье… Папа вынужден был бросить курить. Да, да, папа теперь не курит трубку…

Они были смешны и трогательны. Папа проклинал Жана: — Мой сын — коммунист! Не желаю его видеть! Отрекаюсь от него! — Ивонна отлично знала, что все это у отца пройдет. Ведь старики встретили ее слезами и объятиями. Все-таки родители. — Мамочка, — сказала она, — бедная моя мамочка! — Тут-то она и подумала о Ватрене. Вспомнила, что рассказывал ей о нем Робер. В телефонной книжке она отыскала его адрес и отправилась к нему с отцом. Помощник Ватрена, адвокат Летийель, был в суде, но по пятницам принимал сам патрон. С минуты на минуту он должен был возвратиться. Секретарша Ватрена, дама средних лет в черном платье, обшитом траурным крепом, встретила старика с дочерью очень приветливо. Сказала, что живет возле клиники Бруссе, и обещала непременно что-нибудь устроить, если сам господин Ватрен не сможет вести дело, поскольку он мобилизован. Но ведь, кажется, муж госпожи Гайяр в одном с ним полку? Поэтому она и решила обратиться к ее патрону. Тут вошел сам Ватрен. Как! Вы жена Гайяра? Прошу вас, садитесь. И вы, сударь… Я вас слушаю…

Как же потом изумился Робер, когда лейтенант Ватрен рассказал ему, что произошло в пятницу. Знаете, кто ко мне приходил? Ваша жена и ваш тесть… — Зачем? — Не волнуйтесь, они хотели посоветоваться относительно вашего шурина. — Что же этот идиот натворил? — Как бы вам сказать… История, откровенно говоря, довольно запутанная…

Жан нашелся. Конечно, не так легко было добиться его освобождения. Полицию сразу не переубедишь. Но за дело взялись все разом: доктор Люлье, адвокат Ватрен, сам господин де Монсэ. Помимо всего прочего, у полиции имелась еще одна причина не выпускать Жана: требовалось время, чтобы у него поджил подбитый глаз, чтобы побледнели ссадины и синяки. Его жестоко избили… Этот мальчишка, видите ли, вел себя крайне неразумно. Он все отрицал, говорил немыслимые вещи. Приплел зачем-то последнее заседание палаты, на котором он присутствовал, все запутал… Правда, от него потребовали рассказать час за часом, как он провел время в день смерти Сильвианы. Подтвердилось, что билеты на заседание палаты он получил от господина Труйяра, парламентского квестора, через дочь последнего. Но этот молодой человек решил, что раз он крепко скроен, он, видите ли, может защищаться… Ну, ясно, ему попало, и попало довольно-таки здорово… Он твердил, что он не коммунист. Не коммунист? А откуда же такие речи? Так что если его пнули разок-другой сапогом, пусть пеняет на себя. Принимая во внимание обстоятельства дела, будет весьма великодушно со стороны полиции, если она предаст забвению все, что он говорил.

Впрочем, ярость, в которой Жан пребывал в первые два дня, сменилась глубоким унынием. Или он просто напустил на себя такой вид? Не отвечал на вопросы. Погрузился в мрачное молчание. Насколько мы могли понять, молодой человек, вы, кажется, в претензии на нас за то, что мы расстроили ваше свидание? Только с кем свидание? Что-то непонятно. Не желаете говорить? Очевидно, речь идет о даме… В твои годы, хулиган, рано еще тереться у бабьих юбок! Был бы ты мой сын, я бы тебе показал…

* * *

Сесброн уехал обратно в свою часть.

Когда шестнадцатого января он вышел из палаты, к нему с двух сторон разом подскочили два типа в штатском. — Я арестован? — Те запротестовали. Ничего подобного, нам просто поручено охранять господина депутата, приказано следовать за ним. — Вот, оказывается, что подготовлял Сарро во время речи Фажона… Ладно! Шпики ходили за Люсьеном целые сутки, вплоть до его отъезда из Парижа. На вокзале они очень вежливо попрощались с господином военфельдшером. Как? Значит, он поедет один, без них? Совершенно верно. Их миссия не распространяется за пределы столицы. Сесброн занял место в купе, затем осмотрел коридор, прошелся по всему вагону. В самом деле ничего подозрительного не обнаружилось. Странно!

При желании он мог бы бежать, уйти в подполье. Но об этом не могло быть и речи: он должен разделить участь парламентской фракции, он предстанет перед судом. К тому же он мобилизован и должен остаться в армии — такова директива. Незачем давать врагу такой козырь. Надо вернуться в Каркассон, а там будет видно…

В Каркассоне на него никто не обратил внимания. На перроне он встретил кавалеристов из своего полка, в блузах, в пилотках, сбитых на одно ухо. Они грузили лошадей в товарные вагоны. — Эй, доктор! — Ветеринар их полка, неунывающий весельчак, хлопнул Сесброна по плечу, когда тот, отдуваясь, поставил на землю свой сундучок. За одну неделю погода резко переменилась, все стало тусклосерым, морозило. Ветеринар сообщил, что сегодня отбывает особый отряд кавалеристов, место назначения держат в строгом секрете, отряд возглавляет сам капитан Бреа… И тут ветеринар, подмигнув, шепнул Сесброну: — В Финляндию отправляют… через Брест. Ясно, да? — Как, кавалерию в Финляндию?! — Конечно, когда стает снег… Между нами говоря, это ни для кого не секрет. Видели, какую шумиху подняли газеты по поводу мобилизации в Голландии, в Бельгии в связи с угрожающей обстановкой, которая может там создаться весной? А у нас, между тем, втихомолку готовят экспедиционный корпус в Финляндию. — Бельгия! Как бы не так… Всем известно, что история не повторяется.

— Ах, верно, — добавил ветеринар. — Я и забыл, что вы за русских. Но пока что им не везет: сбитые самолеты, сожженные танки… А тут еще, как снег на голову, на них обрушится наша кавалерия.

Сесброн не застал уже в своей части Гильома Валье. Не видел он его и на вокзале, а сам Гильом, которому очень хотелось в ту