— Я не отдам тебе папочку! Ты плохая, плохая ты, Сандра! Ты…ты как все те няньки!

Глава 27

Катика выпалила эти слова одним духом и вдруг тяжело задышала.

— Проклятый круг! — выругался сквозь стиснутые зубы генерал Лайат и вскочил.

— Леди, ни с места! — скомандовал он ошарашенной мне и я будто прилипла к скамейке. Жар прилил к щекам, я сидела, будто грязью облитая.

Да что эта мелкая паршивка себе позволяет! Ее папочка мне и даром не нужен! У меня совершенно другие планы…

Но что это с Огненосцем? Боги… Он что, будет сейчас наказывать своего ребенка, еще и при мне?!

О, нет.

Я не хочу этого видеть.

А генерал схватил девочку, одним движение разорвал до пояса миленькое платьице и положил дочку на траву, не отрывая своих рук от ее груди. Вокруг Огненосца вдруг возник яркий, видимый глазом даже на солнце, огненный ореол. Ореол продержался всего мгновение и исчез. Мужчина тяжело выдохнул и убрал одну руку от груди дочери.

— Кати, Кати, ты меня слышишь? — с невыразимой тоской прошептал он.

И тут до меня дошло.

У девочки случился выплеск магии! Да какой сильный… Ведь трава под ней задымилась. Платьице осыпалось пеплом, а кусты роз разом обгорели и вместо зеленых, радующих глаз листочков и ароматных сиреневых цветов торчали голые ветви. Огонь не пощадил даже колючек.

Сильная будет магичка.

— Проклятье… — глухо простонал мужчина и оторвал от груди девочки вторую руку, все также пристально следя за выражением ее лица.

И тут меня будто кто в спину толкнул. Я вскочила со скамейки, наплевав на запрет, и кинулась к Катике.

— Пустите, генерал, — сказала я спокойно.

Боги…

Не знаю, почему, но я точно знала, что должна делать сейчас.

— Я…дайте, я попробую, — и я села прямо на траву, забыв о своем строгом и самом подходящем для няни платье. Не до него сейчас.

Генерал Лайат нахмурился:

— Вы целитель, леди? Магический источник у вас действительно проснулся. Но… — он неожиданно сглотнул, — я думал, что…

— Неважно, — лицо мужчина опять посуровело.

— У Катики откат от сильного выплеска. Излишки я снял. Но она еще очень слаба, — и Огненосец, выдохнув, еще раз взглянул на дочь, а на щеках его заходили желваки.

Я пожала плечами. Ни разу я не целитель. Но…я все-таки попробую. Повинуясь внезапному импульсу, я наклонилась к девочке и приложила свой медальон к ее груди.

Как кстати, что несколько пуговиц на моем платье были расстегнуты и мне не пришлось медальон вытаскивать еще раз.

Неожиданно медальон запульсировал и на коже девочки появилось едва заметное зеленоватое сияние.

Катика вздрогнула, судорожно вздохнула и…открыла глаза.

Заморгала, глаза были совсем мутные и судорога еще раз сотрясла ее тельце.

— Леди, благодарю, — отрывисто произнес генерал и, отодвинув меня рукой, наклонился к дочери:

— Как ты, дорогая?

А я только выдохнула и отодвинулась. Совсем даже не обиделась.

Это ведь только хорошо. Пусть она сразу лицо отца увидит, а не мое. Во избежание рецедива, так сказать.

Боги…Что же за медальон мне достался от неизвестных родителей?

Я потихоньку потянула медальон к себе и уставилась на него во все глаза.

Показалось мне или нет, но на крышечке его появилась едва заметная, немного выпуклая…надпись?

— Папочка, — тихо сказала Катика и закашлялась. “Она же на мокрой траве, простудится!” — пронеслась у меня мысль, но я тотчас взяла себя в руки.

“Нет под ней мокрой травы. Все выжгла. И уж простудиться она точно не сможет. Огненная же”, — я почему-то вздохнула и посмотрела на генерала, который скинул камзол и, накрыв ребенка, взял ее на руки.

— Все, дорогая. Все, Кати. Все закончилось. Сейчас я отнесу тебя в постель, — сказал генерал, прижимая девочку к себе, и быстро пошел к замку.

Я же так и осталась сидеть, глядя им в след. С девочкой все в порядке, это уже это ясно. Но вот что я буду делать в другой раз, когда Катика опять что-нибудь отчебучит и у нее опять случится выплеск магии?

И почему ей пришло в голову, что я собираюсь отобрать отца?

Допускаю, что те девушки, которые были до меня, именно этого и добивались.

Но неужели она и им такие безобразные сцены устраивала?

Или..

Или дело совсем в другом? Я вспомнила ночь в саду, когда генералу и меня пришлось спасать. Его горячие руки, его поцелуи, которые поцелуями вовсе не были..

Неужели девочка не спала и все это видела?

А если и правда так, то сделала свои далеко идущие выводы…

Впрочем…

Выходит, у генерала имеется привычка подобным образом общаться с девушками, которые тут были прежде?

И мне стало от этой мысли очень неприятно.

Ну, нет, это не может быть правдой.

Глупости.

Он же дома почти не бывал, и заправлял всеми нянями исключительно лорд Эванс…

Я потрясла головой.

Ну и утро. И нечего мне сидеть тут на траве, платье портить. С генералом разговор состоялся. Катика в безопасности.

А я… Огненосец, конечно, сказал, что мы с ним зайдем к детям позже. Но ведь это было до того, как у Катики очередной раз прорыв случился.

Я вздохнула, отряхнула платье от приставших травинок и задумалась, глядя на свой медальон.

Что же там все-таки за надпись?

Поднесла его поближе к глазам. Но солнце светило слишком ярко, отражаясь от серебряной поверхности. Нужно отойти вон к той скамейке, на которой мы с Огненосцем сидели до триумфального появления разгневанной фурии. Скамейка и правда стояла в теньке, и ничто не помешало мне исследовать свое наследство.

Вот только никакой надписи я там не обнаружила. Поверхность медальона была такой же гладкой и ровной.

Совершенно обычной. И никакого тебе зеленоватого сияния.

Глава 28

Лайат

— Девочка, как же ты меня напугала, — я положил Кати на постель и сел рядом. Дочка свернулась клубочком, сонно посмотрела на меня и нахмурилась. А потом глаза ее закрылись и она заснула.

Колин стоял у двери и смотрел на нас, серьезный и собранный. Похоже, это происшествие его не особенно взволновало.

А вот меня…

Я вдруг понял, что мои близнецы находились в серьезной опасности. Но я и предположить не мог, что прорыв такой силы у ребенка вообще возможен!

Причем именно тогда, когда дочка была в одиночестве, и магия брата ее не никак на нее не влияла.

— Сынок… У Кати когда-нибудь был такой всплеск магии? — спросил я, уже предполагая ответ.

— Нет, папочка, — по-взрослому вздохнул