– Твой огород самый неухоженный, – произнес Олегмерным голосом. – Сад вообще запущен. Даже крыльцо прохудилось, любойдругой хозяин давно бы заменил ветхие доски на новенькие. Или, скажем точнее, унего крыльцо… обновилось бы. Кроме того, все спят, как по команде, а только утебя горит свет. Многое надо обдумать, верно? Дел все больше, хотя должно бытьменьше, не так ли? Странно, да?.. Забот не меньше, а больше. Непонятно даже…

Кривой Корень застыл в нерешительности, Барвинок видела поего лицу, как он пытается выбрать верную линию поведения, явно нелепые словаволхва что-то зацепили, хотя и непонятно, почему и что, наконец произнес свеликой осторожностью не желающего прогадать в торге крестьянина:

– Дел в самом деле многовато…

– И все прибавляются? – спросил Олег понимающе.

– Прибавляются, – согласился Кривой Корень. –Едрена вошь, прибавляются!

Они смотрели друг на друга через стол в непонятном для неепоединке, наконец Олег сказал с сочувствием:

– Может, бросишь эту затею?

Кривой Корень ответил тут же быстрым нервным голосом:

– Ни за что!

– Почему?

– Они счастливы, – заявил Кривой Корень. –Знаешь, что здесь было? Да самое худшее село в округе! Раз в десять лет – мор,через каждые пять – засуха. А саранча? Народ бедствовал, едрена вошь!

– И ты?

– И я, – подтвердил Кривой Корень. – Это жемое село, я здесь родился и жил. Но когда… когда вот так смог, а чё не?..я не стал хапать все себе, хотя мог бы! Я взялся помогать людям. Я такой.

Олег кивнул.

– Понимаю. Очень благородно. Сперва занялся огородами исадами, потом пошли дома, наконец и все это друг за другом… Может быть, надобыло остановиться только на огородах?

Кривой Корень сказал быстро:

– Но я мог больше, едрена вошь! Почему долженостанавливаться? Я мог им дать щастье!

Олег сказал с сочувствием:

– Дал много. Даже чересчур. Да только счастья все равнонет. Здесь даже улыбаются через силу. Смеха не слышал вовсе… только детский. Ноза детей ты еще не брался?

Кривой Корень помотал головой.

– Руки не дошли. Но займусь ими тоже. Позже. Людей надовоспитывать с детства.

– Верное замечание, – заметил Олег. – Твоиродители померли рано, как я понимаю?

Она видела, как Кривой Корень весь ощетинился, словно еж привиде хищного зверя.

– На что киваешь? Что меня не воспитали? Так мало коговоспитали. Все с детства в огороде, в поле, работа всегда найдется и для самыхмалых!

– Верно, – согласился Олег. – Словом, тызанялся сельчанами, а свой дом остался запущенным?

Кривой Корень сказал с достоинством мученика:

– Неважно. Главное, могу помочь другим. Меня родителивсегда учили помогать другим.

– Учили тебя хорошо, – проговорил Олег задумчиво.

Она наконец поняла в страхе и благоговении, что богатство изажиточность людей села – дело рук этого невзрачного человека в невзрачномдоме, который даже сейчас, когда все дрыхнут, думает о том, как всех сделатьсчастливыми.

Олег проговорил в задумчивости:

– Хорошо, что ты наткнулся на небольшой запасмагической воды. Сейчас хватает на заботу о селе, но хуже было бы… займись тыгородом. Или страной…

Кривой Корень сказал нервно:

– Тьфу-тьфу!..

– Да, – согласился Олег, – тьфу-тьфу… Ладно,спасибо за беседу. Нам надо идти. Барвинок, не спи, тут все равно есть недадут.

Кривой Корень подхватился:

– Как не дадут? Да что пожелаете!

– Нет-нет, – сказал Олег. – Нам уже пора.Извини, и… спасибо за откровенный разговор.

Хозяин проводил их до двери, Барвинок вышла за Олегом, оначувствовала на спине встревоженный и чуточку испуганный взгляд Кривого Корня.

Олег уже на улице обернулся, глаза загадочно мерцают влунном свете.

– Никому не скажем, – пообещал он. – Прощай!

Кривой Корень стоял на крыльце долго, провожая их взглядом,потом Барвинок услышала звук захлопнувшейся двери и лязг задвигаемых запоров.Колдун, еще раз подумала она с горячим сочувствием, не стал тратить магию насвой дом, самоотверженно отдавая все односельчанам. Ну разве есть еще что-тоблагороднее?

Олег шагал быстро, снова под ногами полная тишина, хотяБарвинок будто идет по тонкому льду: все трещит и прогибается, будто прямокорова какая неуклюжая…

– И куда идем?

– По делу, – ответил он сумрачно.

– Как ты сразу все понял? – спросила она. –Наверное, потому что всегда злобный и недоверчивый? А я вот такая доверчивая, добрая,меня всякий обманет, и как хорошо, что ты даже не стараешься! А то меняобмануть так просто, так просто!

Он буркнул хмуро:

– Опыт.

– Часто приходилось драться? – спросила онапонимающе.

Он ответил все так же мрачно:

– Чаще, чем хотелось бы. Но мне кажется… и, боюсь, неслучайно, именно сейчас я на передней линии величайшей битвы… самой страшной итяжелой, хотя и незримой… А все прочие кровавые сражения, когда истреблялись ивсе еще истребляются целые народы, исчезают страны и государства, пустяки в сравнении…

Она спросила зло:

– И что это за битва?

Он внимательно посмотрел на нее.

– Еще не поняла?

Крыши домиков еще серебрятся далеко за спиной, а впереди ужевыросла темная полоса деревьев, только на верхушках лежит призрачное покрывалолунного света.

Барвинок поежилась и поняла по свежести, что за этимидеревьями уже река, такие растопыренные великаны растут почти всегда поберегам. Олег сразу бездумно углубился в чащу, дальше над водой такой туман,что ее не видно вовсе. Она видела, как Олег вошел в это белое месиво по колени,нагнулся, некоторое время можно было рассмотреть только могучую спину, затемразогнулся и помахал ей рукой.

– Иди сюда!

– Я не полезу в воду, – заявила она твердо.

– Почему?

– Там жабы!

– Жабы в огородах, – ответил он, – а здесьтолько лягушки.

Она огрызнулась:

– А есть разница?

Он ответил с недоумением:

– Огромная! Во-первых…

Она прервала:

– Не надо! Я и лягушек боюсь. Они противные.