– Предчувствие?

– Нет, – отрезала она, – просто… зачем?

– Настоящая женщина, – пробормотал он. – Ненужно, вот и не пойду…

Сам, видимо, был настоящим мужчиной, потому что совершенноглупо и бесцельно сунулся в этот темный лесной домик, где может подстерегатьвсе, что угодно. Она упрямо оставалась вне дома, но прислушивалась изо всехсил. Волхв же, как назло, и там ухитрялся ходить совершенно бесшумно, онавытягивала шею, стараясь проследить за его фигурой через окно, однако он как вводу канул…

Рассердившись на себя, она же делает именно то, что хотелон, быстро и решительно вошла следом, остановилась, моргая. За спиной хотя былунный свет, а здесь сплошная тьма, разве что редкие лучи сквозь дырявую крышу,глазам трудно привыкать к еще более скудному свету…

Волхв в дальнем углу остановился над чем-то темным на полу,что показалось ей сперва густой тенью, затем лужей, а когда подошла ближе,зябко передернула плечами. Почудилось, что смотрит в черное бездонное небо подногами. Если голова закружится, как уже начинает сейчас, легко упасть туда иоказаться между звезд…

Тяжелая рука Олега опустилась на ее плечо, пальцы сжаликрепко, но равнодушно, как держал бы древко лопаты.

– Колодец, – сообщил он равнодушно. –Разумно. Хотя и странно.

– Зачем колодец в доме? – спросила она.

– Чтоб далеко не ходить, – ответил он. –Очень удобно, если дом в осаде… А зимой можно штаны не надевать.

– А что странно?

– Да многое… Не чувствуешь?

– Н-нет…

– А еще женщина!

– А что, муравей? Это они лесной пожар за сутки впередчувствуют!

– Да, до муравья тебе далеко…

Неподвижная и темная вода задрожала, пошла кругами. Олег недвигался, а она охнула и, отступив на шаг, спряталась за его спину.

В середине темной лужи поднялся влажный холмик, похожий наголову с прилипшими волосами. Волхв ждал, вода стекает с неизвестного медленно,тягуче, словно не вода, а жидкая глина. Темный человек поднялся до пояса,уперся обеими руками в невидимые под водой края колодца. Барвинок пугливоотступила, у существа нет лица, а только словно намечено грубым инструментом,где должны быть глаза, нос и рот.

Наконец существо из колодца выбралось наверх и распрямилосьво весь рост. Барвинок сделала еще пару шагов назад, странный человек показалсягромадным, хотя и ниже Олега, и пугающе опасным.

Медленно и неотвратимо он протянул обе руки к Олегу. В егодвижениях чувствовалась завораживающая сила, так змея неспешно приближается кзамершим в оцепенении лягушкам и пожирает их.

Барвинок вздрогнула, когда жуткую тишину нарушил недовольныйголос волхва:

– Эй-эй, убери грабли!.. С тебя течет. И дурно пахнет.

В темноте она никак не могла рассмотреть лица незнакомца,только видела, что он весь мокрый и блестящий, словно натерт слизью. Олегсделал шаг, человек двинулся за ним.

– Убери, – повторил Олег. – Третий разповторять не стану.

Человек сделал к нему еще шаг. Она не успела заметитьмолниеносное движение, но раздался шлепающий звук сильного удара. Головачеловека из колодца дернулась назад, он невольно отступил и рухнул в темнуюводу. Барвинок ожидала брызг, но вода лишь медленно колыхнулась, словно не вода,а густой кисель.

Неизвестный медленно погрузился с головой. Олег посмотрелвслед и сказал вдруг:

– Быстро на выход!

– Но ты уже…

– Быстро! – повторил он. – Он не один.

Она побежала на ярко освещенный, как теперь показалось,прямоугольник дверного проема, выметнулась на залитую лунным светом поляну. Заспиной треск, шум, злое рычание, затем дом зашатался, стены с грохотомповалились вовнутрь. Остатки крыши обрушились, подняв облако пыли.

Барвинок в ужасе прижала к груди кулачки, сердце замерло, носпустя пару минут затрещало, из сверкающей в лунных лучах мрачным светом пылипоявилась могучая фигура волхва.

Он деловито отряхнул ладони, одежду, посмотрел на нее состранным одобрением.

– Молодец.

– За что?

– Послушалась, – сообщил он. – Все в порядке,никто туда теперь не сунется.

Она вскрикнула:

– А что… те?

– Колодец накрыло бревнами, – ответил он. – Иземлей. Не вылезти… А ты чего стоишь? Пойдем.

Она потащилась следом, прожигая взглядом такую широкую, норавнодушную, как и ее хозяин, спину. Как хорошо, что удержалась и не бросиласьнавстречу с ликующим воплем, что цел, жив, все благополучно! Нельзя так ронятьсебя женщине в мужских глазах, уважать перестанет.

Правда, этот гад, похоже, уважать и не начинал.

Они не прошли и пары сот шагов, темные и пугающие в ночидеревья расступились, открывая залитую лунным светом полянку. В самой середкерасположился аккуратный домик из свежеоструганных бревен, картинно красивый,гордо приподнятый на высоком фундаменте, вокруг земля выложена толстыми плитамииз темного камня.

В окнах темно, что и понятно, полночь, однако Олег взошел накрыльцо уверенно, сразу пинком отправил долой толстый кол, подпирающий двери.Барвинок хотела спросить, можно ли так в чужой дом, но волхв щупал веревку, еюзамотана щеколда, рванул, натужно заскрипело, дверь распахнулась.

– Заходи! – сказал он бодро.

Она в испуге отступила на шаг.

– Там темно! Уверен, что хозяин там не спит?

– Дверь была подперта снаружи, – напомнилон. – Да и не будет здесь хозяина. Это его первые попытки…

Не закончив, сам шагнул в темноту, и почти сразу тамвспыхнули свечи. Она подивилась, как быстро он их отыскал и зажег, с сильнейшимбиением сердца переступила порог этого странного домика.

Комната просторная и удивительно чистая, даже опрятная. Чтоудивило ее сразу же – огромный стол из красного дуба, в этих краях такиедеревья не растут, вокруг семь искусно сделанных кресел, высокие резные спинки,много накладок из серебра и, как ей показалось, даже из золота. На столекувшин, две богато украшенные чаши, пустые тарелки, тоже слишком вычурные идорогие для лесного домика, сложный подсвечник с множеством рожков.

– Что за чудо в лесу… – прошептала она.

Он с тяжелым вздохом снял перевязь с луком и повесил на крюкв стене, поставил в угол посох. Она от порога все еще осматривалась,осторожная, как мышь в чужом доме, а он опустился в ближайшее кресло, лицомрачное, в глазах глубокое раздумье. Не глядя, цапнул кувшин и плеснул в чашусебе, потом налил этой светло-коричневой жидкости и ей, не то вина, не то травяногонастоя, судя по сильному аромату, а в конце долил себе почти до краешка.