— Да, — с ужасом отвечал собеседник.

— Видите, как я сразу понял. Хороший костюм, очень хороший, жалко рвать.

— У пчелки жалко, — загоготал Вова Сокол.

— Правильно. Первую ночь вы переночуете абсолютно голым на цементном полу, и на следующий день уже другие люди, не сам Вова, будут вас опять… что делать… правильно… бить. И никаких адвокатов. Забудьте эти гнилые пережитки капитализма. И в принципе, вас никто не видел. Кто вас видел? Никто. Нас спросят: когда вы в последний раз видели Кислярского? Мы скажем: не видели мы никакого Кислярского. Зачем он нам нужен, этот Кислярский? Мы не можем следить за каждым Кислярским в нашей стране, ибо все Кислярские рано или поздно уезжают в Израиль. Нас спросят: где Кислярский? Мы скажем: отстаньте, наверное, в Израиль сбежал. Вы думаете, моя секретарша вспомнит, что вы ко мне приходили? Никогда в жизни. Думаете, милиционер на входе вспомнит? Никогда. Он вообще ничего не помнит, кроме фамилии начальника.

Кислярский неожиданно побежал к двери. Он почти потерял контроль над собой. Но, увы, дверь оказалась заперта.

Хозяин самого большого сахарного завода в губернии Черные Грязи напрасно тряс ручку массивной двери.

— Подождите, — властно сказал вождь, — вы же еще не услышали нашего второго варианта. Как можно уйти, не услышав нашего второго варианта! А вариант этот следующий. В моей приемной сейчас сидят юрист и нотариус со всеми необходимыми бумагами, а также два молодых коммерсанта, много лет надежно связанных с партией почти семейными узами. Сейчас все вместе они заходят и покупают вашу долю в сахарном заводе и в гостинице «Интурист». Мы подписываем документы, пьем шампанское в честь сделки. Все, естественно, снимается на камеру, чтобы недоброжелатели не обвинили нас в оказании давления. Потом вы спокойно едете домой. Я, правда, думаю, что после этого вы покинете губернию, но это дело сугубо личное, я здесь в ваши планы не вмешиваюсь. Хочу сразу предупредить, что наши предприниматели — люди небогатые и пока не могут заплатить большие деньги. Через какое-то время, может, разбогатеют и тогда заплатят настоящую цену, а теперь… дадут тысяч пять долларов и то не сразу.

— Послушайте, но это… — Кислярский осекся, подыскивая нужное слово, — но это… мало.

— Торг здесь неуместен, — решительно заявил Конрад Карлович.

«Ай молодец, — отметил про себя Семаго. — Прямо Немирович-Данченко».

Кислярский прекратил торг и почему-то выбрал второй вариант.

Как и обещал вождь, немедленно ворвались в кабинет молодые предприниматели, которым когда-то Семаго помог получить торговые точки во Дворце спорта, юрист, нотариус и парень с видеокамерой и фотоаппаратом. Церемония заняла не более двадцати минут.

— Побольше улыбайтесь, — шептал на ухо Кислярскому Семаго, — камера это любит. Видеокамера, — подчеркнул он многозначительно.

После распития бутылки шампанского за успешную сделку Кислярский вылетел из здания администрации со скоростью света. Он не чувствовал ног, а его тучное тело потеряло вес. Он не сел в свой «Мерседес», а поскакал по улице. Где-то метров через пятьсот-семьсот Черногрязский олигарх остановился и, озираясь по сторонам, купил мороженое в киоске и прямо у киоска его съел.

…Вождь сидел у себя за письменным столом, когда позвонил взволнованный Вова Сокол.

— Шеф, — кричал он в трубку, — этот козел собирает через час пресс-конференцию. По радио только сейчас передали. Говорит, расскажет о беспределе новой администрации.

— Что за козел? Выражайтесь культурно. Совершенно невозможно — вся страна на фене разговаривает. Осваивайте интеллигентный русский язык — язык Пушкина, Толстого, Паустовского.

— Ну Кислярский…

— Без ну… Говорите нормально. Господин Кислярский, мол, испытывает судьбу, играет с огнем, ходит по тонкому льду. Вот так надо изъясняться. Пресс-конференцию решил собрать? Где?

— В Доме офицеров.

— Очень хорошо. Гражданин Кислярский вместо нас проводит рекламную кампанию новой администрации. После его рассказов нас реально начнут здесь бояться. Если мы сами будем рассказывать, какие мы страшные, в это никто не поверит. Скажут — блефуют. А Кислярскому поверят — его тут хорошо знают.

— Так что же делать? — спрашивал Вова Сокол.

— Ничего. Радоваться, что в стране много дураков и, стало быть, с каждым новым дураком наши шансы увеличиваются.

Кислярский действительно собрал пресс-конференцию в Доме офицеров. Людей в зале было очень много — даже мест всем не хватило. Журналисты ждали жареных фактов. Кислярский нервничал, потел, невнятно и долго пояснял. Суть дела он раскрыть побоялся, а все время говорил о беспределе, о давлении на предпринимателей, об угрозе бизнесу. В самый разгар мероприятия в зале появился красавец Вова Сокол в белом костюме и с безупречным пробором на башке. Вова проследовал прямо на сцену, с мобильным телефоном в руках. Увидев Сокола, Кислярский на мгновение онемел, ему даже показалось, что у Вовы пистолет, который сейчас выстрелит.

— На, — сказал представитель партии, протягивая мобильник, — поговори: важная тема.

— Вы что, не видите… у меня пресс-конференция, — шепотом сказал олигарх.

— Даже если у тебя эрекция, все равно поговори.

Кислярский потной рукой сжал телефон и услышал голос, который впоследствии не мог забыть.

— Какой вы странный человек. Вы все-таки упорно выбираете вариант номер один, — говорил вождь.

— Я… я, — мычал Кислярский, — я ничего не выбираю.

— У меня есть знакомый биатлонист. Парень сидит без работы. Не найдется у вас какой-нибудь работенки для него? Жалко парня. Ничего в жизни не умеет делать. Только стрелять и убегать. Не возьмете?

— Какой биатлонист? При чем тут биатлонист? Я не понимаю, — шептал Кислярский.

— Ладно, придется мне его трудоустраивать. Начнем с небольшого поручения, потом возьмем в штат. Если, конечно, покажет себя.

— Зачем вы говорите со мной о биатлонисте? При чем тут биатлонист?

— Что значит при чем! — орал вождь. — У меня знакомый биатлонист. Отличный парень. Без денег сидит. Я же не могу его бросить. У него семья, двое детей, куда я его дену. Вы его к себе не берете, значит, я возьму. Я же не допущу, чтобы он с голоду помирал.

— Чушь какая-то, — произнес Кислярский, отдавая мобильный телефон гонцу.

Он неожиданно вскочил и, бормоча себе под нос что-то вроде «Мне надо… срочно», покинул пресс-конференцию. Кислярский не просто убежал с пресс-конференции, он уехал из губернии. Миновав на дороге красочное панно с надписью «Черногрязская область», Кислярский перекрестился, на радостях дал гаишнику сто долларов и поскакал на бешеной скорости в сторону Первопрестольной. Там, среди миллионов довольно деловых людей, он рассчитывал надежно затеряться.

В то время, когда поруганный олигарх маниакально двигался по направлению к Москве, в приемную Семаго пришел Александр Михайлович Чеховский. Он чуть расправил с помощью расчесочки свои пышные брови и шагнул в кабинет начальника. Вождь был