— Люди именно будут за нас голосовать, уважаемый авиаконструктор. Люди давно ждут того, кто может отдать такой приказ. Вы не чувствуете психологии. Этот дурень расскажет свою историю сотням граждан, и всем она запомнится, всем… даже таким неверующим, как вы, а многие скажут про себя: «Эх, жалко, что его не шлепнули». Вы обратили внимание, какие часы носит этот друг? Не обратили? Плохо. Двойка за наблюдательность. На нем были часы швейцарской фирмы «Лонжин». Не самые дешевые часы.

— Он даже сказал: «Я сказочно богат», — вспомнил Саша по кличке Героин.

— Правильно. В такую минуту человек врать не будет. Поэтому избиратели и внуки деревенской бедноты никогда не пожалеют мироеда — носителя швейцарских часов. Таким образом, правильным решением с точки зрения избирательной технологии стал бы реальный, а не виртуальный расстрел. Но в нашем случае требования избирательной технологии вошли в резкое противоречие с действующим Уголовным кодексом, а мы чтим Уголовный кодекс. По машинам, товарищи. Будем ждать время, когда вернутся революционные тройки.

— Надеюсь, никогда не вернутся, — вздохнул Чеховский.

— Не беспокойтесь, — сказал вождь, — вас как ценного технического кадра не расстреляют. Вас пошлют в лагерь разрабатывать секретный истребитель для наших ВВС.

…Губернатор Пришибенко жутко мучился от поноса. Несло его третий день. Он не понимал, от чего: то ли от фруктов, то ли от чрезмерно жирной свинины, то ли от сырой рыбы, которой угостили заезжие японцы. Но противный факт оставался противным фактом: несло. Именно в момент очередных схваток в области кишечника в кабинете Пришибенко появился шеф департамента по связям с общественностью Павло Коваленко. Появился как всегда не вовремя.

— Павло, я послушал тебя, пошел на досрочные выборы, — еле живой шептал губернатор. — Ты говорил, что конкурентов не будет, так откуда взялся этот сумасшедший Семаго? Где твои социологи? Что они там считали?

Павло почесал шею.

— Семаго серьезной электоральной базы у нас не имеет, — сказал Коваленко, собравшись с мыслями.

— Чего? — встревожился губернатор, услышав незнакомые слова.

— В смысле… никто за него у нас голосовать не будет.

— Не будет… Но что он говорит, что он несет! Он всех до инфаркта доведет. Вчера мой водитель таких историй про него рассказал…

— А то… истории. Я тоже истории могу рассказать.

— Надо его снимать с выборов, пока не поздно.

— Та не надо… шуму будет, если его снимем, газеты московские будут орать. Шо мы его боимся. Ну наберет он три процента. Та на здоровье.

— На чье здоровье? На мое уже не хватит. — Тут Пришибенко прихватило капитально. Он вскочил и побежал в туалет.

— Ну дык как решаем? — спросил Павло.

Пришибенко не хотелось в такой момент спорить с подчиненными.

— Делай, как хочешь. Пусть этот мудак остается. Только следи за ним в оба.

И губернатор в одно мгновение скрылся в дверь, держа одну руку на животе.

Семаго несло. Его несло по деревням и поселкам Черногрязской губернии. Митинги следовали один за другим. Впечатления, которые получали местные жители от общения с вождем, были самыми сильными. Наверное, только впечатления эпохи войны были посильнее. В поселке Ленинские Дети, например, вождь вытащил из бокового кармана фотографию и сказал:

— Вот фото, которое передали мне по секретной связи сегодня утром. Как вы думаете, кто на нем изображен?

Народ напряженно молчал.

— Хорошо, ставлю вопрос по-другому. Где сейчас ваш глава администрации района?

Народ опять-таки молчал.

— Не знаете? Он сейчас в Париже с девчонками развлекается. Вот он на снимке в шикарном ресторане, в смокинге.

Семаго посмотрел на фото Конрада Карловича, которое тот зачем-то подарил ему минут за десять до митинга. Пригодилось фото…

— …А рожу какую наел ваш начальник, — продолжал лидер, разглядывая фото Конрада Карловича. — Чистый скот. Перепелок ест с грибами, сволочь…

— Каких перепелок! Я его вчера в райцентре видел. Ни в каком он не в Париже, — раздался голос из толпы…

Этот возглас как раз и нужен был вождю. Он моментально превратился в хищника.

— Пособник! Предатель! — закричал Семаго. — За сколько продался? Сколько он тебе дал из украденных детских пособий?

— Детские пособия уже год не дают, — зашумели из толпы. — Безобразие! А сами машины меняют каждый месяц!

— И никогда не заплатят… — подхватил Семаго. — Пока одни мерзавцы там в Париже, другие их поддерживают здесь… Ничего не изменится. Так и будет — одни будут менять машины, а наши жены будут менять мокрые от слез носовые платки. Сегодня вечером я дам телеграмму в ФСБ, нашим доблестным чекистам, и вашего главу администрации, виновного в разбазаривании народного добра, арестуют прямо в аэропорту при пересечении границы.

— Ура! — закричал народ. Кое-кто захлопал в ладоши от удовольствия.

— Но вам самим предстоит выявить и задержать тех, кто ему помогал и поддакивал, тех, кто нагло и беззастенчиво морочил вам голову. Вон он стоит, улыбается, ему смешно.

Вождь бросил взгляд на людей, пытаясь увидеть того, кто улыбается и кому сейчас смешно.

— У всех горе, всем не платят пособия, а один улыбается. Значит, ему платят.

Толпа пришла в движение. Стали выявлять тех, кто улыбается и кому было смешно во время выступления вождя. Возникла перебранка. Потом завязалась легкая потасовка. Семаго тем временем уже скакал на другой митинг. Там он спрашивал собравшихся:

— Где ваш председатель колхоза? Где он сейчас?

Митингующие отвечали:

— Он уехал.

— Никуда он не уехал. Пьянствует третий день со своим дружком губернатором Пришибенко.

— Да они вроде и не дружки, — сомневались деревенские. — Наоборот, ругаются.

— Это они при вас ругаются, а по вечерам глушат вместе водку и смеются над вами. Сидят в ресторане «Дубрава»… Сколько раз я их там видел.

— Во что страну превратили, — раздавался ропот.

— Правильно, — схватывал Семаго, — их дом — тюрьма. На нарах будут смеяться.

В поселке Красный Партизан приключилась другая история. Там кортеж остановился у автобусной остановки, где скопилось немало граждан. Все они уже два часа томно ждали автобуса, но в стране развивался очередной бензиновый кризис, и автобус не торопился. Наш герой выскочил из «Мерседеса» с ружьем в руках, прицелился в ворону. Шмяк! Ворона разлетелась на куски.

— О… Семаго, — закричали уставшие от ожидания чуда, то есть автобуса, граждане. — В губернаторы идет… Помните, на самолете он летал куда-то в Америку.

— Не в Америку, а в Индию, — спорили другие.

— Товарищ Семаго, — заорал кто-то.

— Тихо, — отрезал вождь, — не вспугните. Дайте-ка мне ее.

Он прицелился еще раз. Зрители напряглись. Выстрел — и еще одной вороны не стало.

Вождь победительно повернулся лицом к остановке.

— Видите, какая меткость! А ваш губернатор Пришибенко умеет стрелять? Не умеет! Кем он в