Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Победа Семаго была блестящей. Народ захотел рабов-китайцев и дармовых телевизоров. Начальство не мешало народу. Пришибенко в день выборов валялся на даче и даже сам за себя не пошел голосовать. В два часа ночи послевыборного дня Павло Коваленко позвонил своему родственнику и объявил ему срывающимся голосом, что все кончено — выборы провалены. Пришибенко был пьян и ничего не понял. Он понял, что произошло нечто, когда утром впервые за долгие годы за ним не приехал водитель, а до начальника гаража не удалось даже дозвониться. Пришибенко включил телевизор и осознал, что… конец. В первую секунду он хотел повеситься, а затем ему бешено захотелось жрать. Он навернул две тарелки борщеца под водочку и немножко успокоился. Тем временем по улицам Черных Грязей носился великий комбинатор и обнимался со своими поклонниками и поклонницами. В заброшенной губернии начиналась новая жизнь.
Глава 5.
У вождей заместителей не бывает
В кабинете губернатора Черных Грязей собрались самые близкие партийцы.
— Ну что, — обвел орлиным взором Вольфрамович свою рать. — Как самочувствие? Что показал первый месяц власти? Домой в Москву не хочется? К девочкам от Версаче…
— Все, что здесь пока происходит, — форменный саботаж! — воскликнул Конрад Карлович, который получил от вождя должность советника губернатора по общим вопросам. — Местные хихикают над нами, считают нас идиотами. Фактически ни одно наше указание не исполняется. Даже служебную квартиру для меня не освобождают, живу в гостинице как бомж.
— Бомжи живут на вокзалах, — заметил Семаго, — а в остальном наш ветеран Конрад Карлович прав — на местном празднике жизни мы пока чужие. Что предлагаете делать, уважаемое собрание?
— Надо всех их поснимать к чертовой матери! — заорал Конрад Карлович — Всех до единого. Издеваются, сволочи… Даже служебную квартиру не освобождают, живу в гостинице с тараканами.
— Ну поснимаете вы всех, а кем заменим? — возразил Александр Михайлович Чеховский. — Местные знают хозяйство, а мы с вами его не знаем.
— Какое они знают хозяйство? — заорал Карлович. — Не смешите мои ботинки. Как тащить деньги из бюджета, они знают. Служебную квартиру не освобождают, сволочи.
«Какой молодец старик, — отметил про себя Семаго, — голос подает. Моя школа!»
— Вы надоели со своей служебной квартирой, — ответил Чеховский. — Нам незачем слушать про вашу квартиру.
— Повежливее, любезный, — сорвался Карлович.
— Не называйте меня любезным, я не халдей.
Семаго улыбался. Ему нравилось, когда подчиненные ругались при нем. Затем он взял слово.
— По большому счету, вы оба правы, но по тому же счету вы оба не правы. Прав наш верховный визирь Конрад Карлович, что нас здесь бортуют. И действительно надо что-то делать. Но полностью ломать аппарат нельзя, ибо аппарат — это инструмент, а инструментом надо уметь пользоваться. Бюрократия будет служить любому, кто ее правильно поймет. Изнутри поймет. — Вождь добавил металла в голосе. — Мы должны не разгонять их, а заставить работать на нас, перевербовать. Для этого нужно сначала испугать. Для испуга делается показательная порка. Мы должны прилюдно порвать человека, которого местная бюрократия считает сильным. В стране, где сорок миллионов за последние сорок лет прошли через тюрьмы, знают, что авторитетом можно стать, только публично сломав своих конкурентов, оторвав им башку. Кому мы оторвем башку здесь, в Черных Грязях? Кто первая жертва аборта?
— Пришибенко, — закричал Вова Сокол.
— Мысль в общем здравая, — оценил Семаго, — но проблема в том, что Пришибенко сегодня не играет никакой роли, он человек из истории, и чиновники уже не считают его фигурой. Нужно долбануть матерого, кого сейчас ненавидят и боятся. Неужели здесь нет местного Чубайса? Не верю…
— Есть, — включился в разговор Алексей по кличке Берия. — Такой человек есть. Это коммерсант по фамилии Кислярский. Он владеет тут самым крупным сахарным заводом.
— Не только заводом, — подхватил Конрад Карлович. — У него еще гостиница «Интурист», строительная фирма, магазины… Кислярского действительно боятся.
— И не любят, — добавил Алексей. — Он не местный, гражданин четырех стран. И ловко так все захватил, пользуясь местной ленью. Держится в тени.
— Значит, Кислярский, — задумчиво произнес вождь после паузы. Фамилия для акта устрашения подходящая. К тому же сахарный завод нам пригодится — деньги революции нужны. Предлагаю обсудить план операции.
В назначенное время г-н Кислярский вошел в кабинет Семаго.
— Здравствуйте, много слышал о вас, — начал Вольфрамович, пожав руку.
— Я тоже, — сладко улыбнулся Кислярский.
— Прекрасно, значит, нам не придется терять время на церемонии. Хочу представить вам моих боевых товарищей.
Семаго кивнул на стол, за которым восседали с мрачным видом партийцы.
— Конрад Карлович — шеф партийной службы безопасности, он же по совместительству вице-губернатор. Чеховский Александр Михайлович — шеф партийной разведки. Алексей по кличке Берия, руководит атомным проектом партии.
— Атомным?.. — воскликнул Кислярский.
— Да, атомным, — строго повторил вождь. — Саша Героин. По кличке понятно, за что отвечает. И наконец Вова Сокол, начальник партийной тюрьмы.
Сытая физиономия Кислярского покрылась первым потом. Он явно занервничал, предчувствуя недоброе. И не ошибся.
— Мы пригласили вас сегодня, чтобы предложить вам два варианта на выбор.
— Я слушаю вас, — тихо произнес коммерсант.
— Вариант первый. Начальник нашей партийной тюрьмы Вова Сокол забирает вас прямо отсюда из моего кабинета и везет во вверенное ему заведение, где вам уже подготовлено сырое размером два на три метра помещение без окон. Там он вас лично начнет бить. Вообще-то он давно не бил заключенных лично, у него высокий статус. Но, учитывая наше внимание к вам, он будет бить вас именно лично, никому не передоверяя столь важное дело.
В этот момент Вова Сокол заржал как конь. Остальные партийцы согласно сценарию напряженно молчали. У Кислярского затряслись губы.
— …После этого Вова Сокол сорвет