class="p1">Бугаев старался уверить, что он теперь «уразумел в горниле испытаний свою, так сказать, бестактность и впредь надеется оправдать лестное доверие его превосходительства».

Это уверение не мешало, однако, господину Бугаеву думать о «поправке», которую можно сделать в далеком и захолустном крае. Слышал он, как там наживаются умные люди. Надо только не очень накидываться и действовать осторожно. И все будет шито да крыто. Сибиряки народ смирный, привыкший ублажать чиновников!

Пора, в самом деле, ему стать на ноги и кое-что прикопить.

Так приятно мечтал господин Бугаев, выходя из департамента веселый и радостный, с твердым намерением не пострадать более за свой «патриотизм».

XIII

В этот «четверг» в роскошных апартаментах Трифонова собралось, по обыкновению, довольно большое и пестрое общество. Кто приехал повинтить, кто — специально поужинать, кто просто не знал, куда деваться, и отправился к Трифоновым. Люди молодые и холостые, рассчитывающие, что имеют какие-нибудь шансы понравиться Ксении, приезжали исключительно для нее. Два-три дельца завернули к Трифонову внимания ради и в надежде встретить кого-нибудь из административных звезд или звездочек, которые, случалось, приезжали на часок, на другой.

В одной из комнат играли на двух столах в карты, а в большой голубой гостиной, куда гости перешли после чая из столовой, шла обычная «жур-фиксная» болтовня. Сама Трифонова, белокурая, с вялым и болезненным лицом пожилая женщина, сидела на диване рядом с двумя пожилыми дамами, видимо тяготясь и ролью хозяйки, и обязанностью занимать этих дам. Ксения с одной скромной на вид барышней сидела в дальнем уголке за трельяжем, окруженная несколькими кавалерами, среди которых выдавался своей красотой и сверкающими зубами князь Сицкий, кандидат в мужья, покровительствуемый матерью. Остальные гости маленькими группами рассеяны были по гостиной. Разговор то затихал, то оживлялся, если кому-нибудь из гостей вдруг удавалось выдавить из себя хоть что-нибудь похожее на остроумие или сообщить что-нибудь более интересное газетных известий и театральных сплетен. Впрочем, все это уже было сообщено за чаем, и «жур-фикс» был в том периоде, когда для оживления удрученных горстей требуется певец или певица… Но ни того, ни другой не было. Ждали известного тенора Кашкина и новую певицу Аркадьеву, новую, по крайней мере, для Петербурга, хотя и известную в провинции, ту самую, которая жила в меблированных комнатах, рядом с Бугаевым, и была «открыта» каким-то знакомым Трифоновых, обещавшим ее привезти.

В этой гостиной были, разумеется, и те «безмолвные» гости, «статисты» жур-фиксов, которые во весь вечер не проронили ни одного слова и только напряженно улыбались, словно в ответ на вопрос: зачем они явились сюда? И, однако, это были самые упорные посетители; один старичок и один молодой, скромного вида человек, который весь вечер играл своим пенсне и добросовестно отсиживал, уходя последним.

В кабинете у хозяина беседа шла оживленнее. Слегка фрондировали, слегка удивлялись «положению вещей» и бранили господ чиновников. И при этом приводили анекдоты невероятного характера. Рассказывали о каком-то деятеле, не знавшем, что такая-то река судоходна, и потому отказавшем в ходатайстве об устройстве пароходства, говорили о легкомыслии другого, хихикали и посмеивались.

Особенно горячо нападал Трифонов, доказывая, что чиновники губят всякое дело. Низенький, маленький, волосатый грек Зунди, известный богач, довольно ухмылялся своими глазами — черносливами, а высокий худой блондин, директор какого-то завода, от удовольствия потирал свои длинные и костлявые руки… Только один старый инженер, слегка оппонировал, когда уж слишком нападали на канцелярии…

— Нельзя без них, господа… Право, нельзя, Василий Захарович. Ты, брат, слишком увлекаешься…

— А я скажу, что если б их вовсе не было, то все бы вздохнули! — горячился старик.

Ксения, видимо, была не в духе и, в ответ на комплименты князя Сицкого, говорила колкости, словно бы щеголяя мастерством говорить их в очень изящной форме. Сегодня не было никого, сколько-нибудь интересного. Эти «болваны», как она мысленно называла окружавших ее кавалеров, порядочно-таки надоели.

По счастию, приехал тенор, и его скоро засадили петь.

Все облегченно вздохнули, что можно перестать говорить, и слушали действительно мастерское пение певца. Пришел слушать и Трифонов.

После громких рукоплесканий, певец, по просьбе Ксении, стал петь еще романс…

Ксения слушала в восторге, и когда он кончил, она (подняла голову. В гостиную входил Павлищев и за ним Марк.

Глаза Ксении радостно блеснули, и голос ее зазвучал как-то весело, когда она проговорила Павлищеву:

— Очень рада вас видеть, Степан Ильич!

И вслед затем сухо и холодно протянула руку Марку.

Несколько слов приветствия хозяйке дома, любезные рукопожатия направо и налево, минут пять дружеского разговора с Трифоновым, и его превосходительство, ловко, увильнувши от миллионера Зунди, хотевшего, было, завести деловой разговор, подошел к Ксении и присел около, как-то особенно дружески пожав руку князю Сицкому.

С появлением Павлищева, молодые люди, бывшие около девушки, незаметно отошли. Оставался только князь Сицкий, молодой, стройный и изящный офицер, ослепительный брюнет, с большими черными глазами, слегка на выкате, сверкающими белизной зубами и свежим румяным лицом, черты которого были классически правильны и тонки. Он уже более года охотился за «красным зверем» с упорством человека, рассчитывавшего женитьбой разделаться с долгами, поправить свои дела и иметь возможность вести широкий train жизни, и не без увлечения разыгрывал упорно влюбленного, надеясь обаянием своей красоты увлечь эту «ученую» миллионершу «зрелых лет». Не даром же его звали «le beau Сицкий», восхищались им, и многие дамы баловали его своим исключительным вниманием. Слегка кокетничала с ним и Ксения, хотя и находила его не умным и банальным. Кокетничала и третировала его, не доверяя искренности его чувств, и несколько удивлялась его долгому и упорному ухаживанию, словно он надеялся в конце-концов победить ее сердце своим постоянством и своей несколько наглой красотой. Он еще не решался делать предложения, но Ксения чувствовала, что это скоро будет. Она видела, что и мать и брат покровительствуют ему, то и дело нахваливая его Ксении и указывая на его искреннюю привязанность.

Сицкий заметил и радостную улыбку Ксении при появлении в гостиной Павлищева, слышал, как она сказала, что очень рада его видеть, и принял несколько сосредоточенный мрачный вид ревнивого влюбленного и в душе готов был перервать горло Павлищеву, чувствуя в нем конкурента и, пожалуй, опасного.

«Сорокалетние» нынче в моде. Этот выскочка и «проходимец», каким считал Павлищева молодой офицер по праву своего происхождения чуть ли не от Рюрика, занимает высокое положение и, черт его знает, того и гляди будет министром. И вдобавок, вполне приличен, умеет держаться в обществе и говорит так красноречиво, что ему, князю Сицкому, нечего с ним