— При вашем положении и при ваших розовых надеждах! — прибавила со смехом Ксения…

— При положении? — с комическим сожалением переспросил Павлищев… — Благодарю покорно, Ксения Васильевна! Значит, без положения модный возраст теряет свою моду?.. А что ж?.. Вы только подтверждаете мои слова… Вот счастливцы, которым не надо положения, чтоб их любили! — промолвил Павлищев, указывая взглядом на кружок молодых людей, среди которых были молодой Трифонов, Марк и князь Сицкий, уже оставивший свое место около Ксении и бросавший теперь на нее мрачные взгляды.

— Ну, судя по их лицам, и они не особенно счастливы… Особенно этот господин Борщов… Он, кажется, у вас служит?

— Как же, у меня… Большой он умница и замечательный работник… Он далеко пойдет… Оригинальный характер…

— Д-да?.. — протянула Ксения и, поднимаясь, прибавила:- Однако, пойдемте к гостям, а то вы совсем завладели моим вниманием, Степан Ильич…

— И вы раскаиваетесь?

— Напротив. Жалею, что обязанности хозяйки не позволяют мне еще поболтать с вами… Я люблю умных людей и надеюсь, что мы с вами еще поспорим, если вы когда-нибудь завернете к нам не в четверг…

Павлищев почтительно поклонился.

Он уехал, не дождавшись ужина и сославшись на работу; прощаясь с Ксенией, он сказал, что непременно воспользуется ее позволением поспорить с ней и «реабилитировать людей 20-го числа» и сорокалетнего возраста — прибавил он со смехом, крепко пожимая руку Ксении.

XIV

Мысль об «увенчании здания», как назвала Ксения будущую женитьбу Павлищева, засела гвоздем в его голову. Взвесив все обстоятельства, его превосходительство решил, что брак с Ксенией был бы вполне приличен для будущего министра, а миллион приданого только увеличит его шансы к более быстрому достижению заветной цели. Богатство — сила, и с ним власть еще сильнее и независимее. Это само собою понятно. И связи устраиваются скорей при возможности открытой и широкой жизни… А теперь много-ли он получает? Каких-нибудь пятнадцать тысяч, из которых полторы тысячи в год надо платить за «ошибка молодости». При его вкусах ему еле-еле хватает. И ни гроша не отложено… Есть только долг, правда небольшой, всего пять тысяч, который он сделал, чтоб доложить к бывшим у него пяти тысячам и отдать эти деньги Марье Евграфовне… а при женитьбе у него будет, кроме жалованья, 40,000 годового дохода. С такими деньгами можно жить.

Разумеется, он предпочел бы «увенчать здание», женившись хотя и не на такой богатой, но за то на девушке из аристократической семьи. Это еще более укрепило бы его положение. Что там ни говори, а с аристократами надо считаться, и быть своим среди лиц более или менее близких к высокопоставленным особам — это большой козырь в руках у умного человека. Чего иногда нельзя достигнуть знанием, энергией, умом, работой, можно, подчас, добиться каким-нибудь во-время сказанным словом… Вся ненависть этих господ-аристократов к администраторам из выскочек, из «проходимцев», как они презрительно их называют, сразу бы исчезла при подобной женитьбе и заменилась бы поддержкой «своего» по жене.

Но Павлищев отлично сознавал, что такого брака ему не устроить и что за него, за сына какого-то уездного учителя, не отдадут девушки из тех «сливок» высшего общества, на которой стоило бы жениться, будь он хоть и теперь министром. У этих господ сохранились еще дикие понятия, и они в самом деле считают себя людьми белой кости, забывая, что русский аристократизм весьма недавнего, а часто и проблематического происхождения, и что Петр Великий таскал за бороды и дубасил предков этих самых «сливок» так же беспрепятственно, как и обыкновенных смертных.

Такие «исторические воспоминания» приходили в голову «разночинца» Павлищева, когда он не без досады отказывался от своих смелых мечтаний породниться с аристократией и, в конце концов, решился обратить серьезное внимание на Ксению.

Она девушка настолько миловидная, что никто не может сказать, будто он женился исключительно из-за денег — можно подозревать и немножко любви, следовательно, «апарансы» соблюдены. Она несомненно умна, и, пожалуй, даже более, чем следует для жены, и, конечно, не устроит из семейной жизни ада и сумеет быть на высоте всякого положения… Несколько резкие взгляды ее — не беда. Они явятся пикантным соусом в болтовне салона. Это будет даже не лишено оригинальности. Бывали же у высокопоставленных лиц будирующие жены… И на счет возможности «друга дома» (конечно, в будущем — не без горделивой игривости подумал его превосходительство, чувствуя себя еще вполне молодцом-мужчиной) Павлищев не особенно беспокоился, рассчитывая, что Ксения настолько умная и благовоспитанная женщина, что сумеет устроиться в этом отношении с соблюдением всех приличий, не поставит мужа в смешное положение какой-нибудь сумасбродной выходкой и не наградит его чужими детьми.

Разбирая, затем, достоинства Ксении, как женщины, с обстоятельностью и цинизмом развращенного и тонкого ценителя, Павлищев хоть и не был удовлетворен — особенно его смущала худоба и, как он выражался, «плоскость пейзажа» — но утешал себя мыслью, что после свадьбы она, Бог даст, пополнеет, и он, посоветовавшись с докторами, устроит ей такой режим, чтоб она нагуляла себе тела и расцвела. Наука нынче до всего дошла — стоит только внимать ее советам. А помимо этого недостатка, Ксения ничего себе: довольно свежа, несмотря на свои двадцать восемь лет, и, по временам, даже бывает пикантна со своим насмешливым, подвижным лицом и прищуренными глазами. Замуж, небойсь, деве очень хочется! Это видно.

И Павлищев, несколько самоуверенно для своих лет считавший, что представляет собой довольно «интересную» партию и может понравиться богатой невесте и как красивый мужчина, стал чаще бывать у Трифоновых, ухаживая за Ксенией с тонким мастерством умного и знающего женщин человека, не забывающего свои сорок пять лет и не разыгрывающего смешной роли влюбленного рыцаря, в роде Сицкого. Он рассчитывал поймать «золотую рыбку» на приманку, совсем не похожую на те общеупотребительные и старые, как Божий свет, какими обыкновенно стараются поймать богатых невест зрелого возраста с пошаливающими нервами и с скептическим характером молодые люди.

И Павлищеву по началу казалось, что «золотая рыбка», несмотря на свою осторожность, начинает слегка «клевать».

Он раза два в неделю — не чаще — приезжал прямо из департамента запросто обедать, встречая неизменный радушный прием. Был рад и старик, лелеявший надежды, что Павлищев понравится «Сюше». Радовалась теперь и жена. Эту бесцветную, болезненную и необыкновенно кроткую женщину Павлищев обворожил любезностью и вниманием, и она теперь уж перестала покровительствовать князю Сицкому и искренно желала брака своей дочери с этим изящным и красивым, умным и солидным «будущим министром», который, разумеется, не