– Ник, вы сможете сами дойти до Ново-Мариинска? – спросила она. – Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. В этом случае пойдут ненужные разговоры, всякие сплетни.

Молодой человек, понимая ее опасения за свою репутацию, послушно слез с саней, но задержался возле них и нежно взял руку своей спутницы в свою.

– Лика, я обязан вам жизнью, и если в моих возможностях выполнить ваше заветное желание, скажите и я исполню его, – проникновенно сказал он, неотрывно глядя на любимую и надеясь, что она в открытую захочет назвать его своим мужем. Ведь Лика вела себя с ним так заботливо и нежно, как женщина не относится к мужчине, который ей безразличен.

Лика поняла, что молодой англичанин подталкивает ее к необходимому признанию, но она еще была не готова сделать его.

– Да, Ник, у меня есть желание, которое, я надеюсь, вы исполните, но догадайтесь о нем сами, – сказала она, застенчиво глядя на него.

Но Николас уже не был тем самоуверенным молодым человеком, который считал, что ему достаточно сказать пару комплиментов женщине, чтобы осчастливить ее. В его памяти были свежи воспоминания о ее решительном отпоре ему, и он робел, опасаясь неправильно понятым ее намерениям снова поселить между ними холодность и погубить ее нынешнее дружелюбие. Нет, Николас слишком дорожил ее нынешней ласковой улыбкой, приветливо устремленными на него взглядом и добрыми словами, чтобы рисковать ими напрасно ради чего-то большего.

– Я буду счастлив оказать вам любую услугу, Лика, – только и мог пробормотать он, и девушка, видя, что решимость оставила ее поклонника, разочарованно отвернулась от него и погнала собак к поселению.

Николас некоторое время смотрел ей вслед, затем быстро заковылял по дороге, мечтая снова увидеться с нею как можно скорее. В поселении он зашел в трактир, желая подкрепиться и Петрович, пользуясь моментом, вручил ему письмо от Сергея Белогорцева.

Молодой англичанин сел за стол и, в ожидании ужина начал читать письмо друга.

«Николас, мне жаль, что приходится уезжать, не попрощавшись с тобой, но, как ты сам понимаешь, я не мог упустить возможность оздоровить Надю, когда ей стало лучше, и тем самым попытаться спасти ей жизнь, – писал Сергей. – Вот главное, что я должен тебе написать, кажется, на Лику произвело очень благоприятное впечатление твое благородство, и она призналась Наде, что теперь благосклонно смотрит на твое сватовство. Дерзай, друг мой, продолжай действовать в этом направлении и, если ты не сделаешь неверного шага, Лика охотно согласится стать твоей женой».

Радостное чувство надежды целиком захватило Николаса. Он воспрянул духом и начал обдумывать, как ему снова сблизиться с Ликой. Оставаться жить в опустевшем доме Белогорцевых молодой лорд Трентон не захотел и снова перебрался в гостиницу, заняв свой былой номер. Там он привел себя в порядок, сбрил бороду, которая делала его похожим на русского лешего, освежил лицо одеколоном и предался своим мечтам и планам, рассчитывая на их успешное осуществление. «Сперва нужно достать золото, которое я оставил у Анюйского нагорья, – подумал молодой человек. – Я предложу его Лике для расширения ее дела, стану ее компаньоном, и так постепенно стану совершенно незаменимым человеком в ее жизни».

Сходные мечты и желания владели и Ликой. Едва она рассталась с Николасом, так сразу ощутила, как сильно ей его не хватает. «А ведь мне всего-навсего нужно сделать Николасу предложение жениться на мне, чтобы не расставаться с ним, – невольно подумала девушка. Она словно во сне, пребывая под властью сладостных любовных грез, приехала домой, едва заметила радость отца и слуг по поводу ее благополучного возвращения, и тут же заперлась в спальне, желая принарядиться перед счастливым объяснением со своим любимым.

Лика попышнее взбила свои роскошные кудри, вдела в уши сережки с мелкими изумрудами – подарок родственников, и накинула на плечи любимую накидку из серебристых соболей. Она придирчиво посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна своим видом.

Вездесущий Илюша успел просветить ее и об отъезде Белогорцевых, и о новом местожительстве Николаса Трентона, поэтому Лика направилась сразу в гостиницу. Полярный день еще продолжался, но арктические сумерки уже исподволь начали бросать свою тень на все предметы. Николас в своем номере зажег лампу с абажуром, и Лике с улицы хорошо был виден его силуэт. Девушка в нерешительности остановилась и закусила губу. Поначалу у нее не было сомнений в том, что ей следует открыто признаться в любви молодому лорду Трентону, но едва она увидела его воочию, так тысяча страхов и опасений овладели ее душой. Она около часа стояла на улице возле гостиницы, не зная на что решиться. Нравственные правила, которые ей с детства вбивали в голову, не так-то легко было нарушить.

«Пусть в Англии девицы могут сделать предложение мужчине, но у нас, в России, так не положено делать, – наконец в смятении подумала Лика. – А вдруг Ник уже передумал на мне жениться, какой позор тогда падет на мою голову!»

И, в отчаянии от собственного малодушия, девушка бросилась бежать домой. Не догадываясь, как близко он был от собственного счастья, достаточно ему было заметить любимую в окне, Николас начал снова готовиться к походу, надеясь, что его золото поможет ему завоевать благосклонность Лики. Он дождался своих проводников Ринтына и Кайома, которые откровенно недоумевали, почему белые люди так ценят «красное серебро», что теряют из-за него разум и готовы терпеть любые лишения лишь бы обладать им, и троица отправилась в путь.

С помощью чукчей, знавших удобные дороги, Николас быстро добрался до заветного места Анюйского нагорья и легко нашел там свое закопанное золото. В Ново-Мариинск они вернулись без особых приключений, если не считать того, что началась оттепель и сани увязали в тающем снегу. Очумевшие от новой перемены капризной погоды белые медведи, залегшие было в свои берлоги, снова вылезли на божий свет и издалека провожали путешественников растерянным взглядом.

По приезде Николас щедро рассчитался с проводниками и начал думать, что ему делать дальше. Золота у него оказалось слишком много, рассчитываться им было не слишком удобно. Поменять самородки и золотой песок на денежные банкноты можно было лишь в Охотске и как раз на пристани Ново-Мариинска стоял пароход «Ермак», который совершал регулярные рейсы между населенными пунктами русского Дальнего Востока. Николас справился у капитана парохода Елисеева возьмет ли он его пассажиром на борт «Ермака» и, получив от него добро, стал готовиться к плаванию.

Собрав вещи, Николас решился на новое объяснение с Ликой и стал писать ей письмо каллиграфическим почерком выпускника Императорского Александровского лицея.

«Дорогая Лика, я отправляюсь в Охотск ради обмена найденного золота на деньги, которые, как я надеюсь, помогут вашему торговому делу. Если я вам хоть немного дорог, и вы желаете видеть меня своим компаньоном, то приходите проститься со мной перед отходом парохода «Ермак». Мы обо всем поговорим и придем к согласию по всем интересующим нас вопросам.

Преданный вам, Николас Трентон».

Поставив последнюю точку, Николас с сильно бьющимся сердцем вложил письмо, на которое он возлагал все свои надежды в белый конверт и заклеил его. Мальчик-половой из трактира Петровича по его поручению тут же помчался подобно ветру в дом Кудрявцевых.