Но добыть золото – это было только полдела, не менее важно было довезти его до пункта назначения. Все карты Николаса спутала начавшаяся непогода, быстро сковавшая под завывание северного ветра реку льдом и покрывшая ее берега снегом. А чукчи должны были явиться только через неделю, и слишком рискованно было их так долго ждать, не зная, какие сюрпризы принесет с собой внезапно начавшаяся зима. Николас решил в одиночку отправиться в обратный путь, пока еще дороги были проездными. Сначала он взял добытое золото с собой, но собакам было затруднительно везти его вместе с вещами и припасами. И, после того как Николас подстрелил в пути снежного барана, он закопал драгоценную добычу в приметном месте, где Анадырский хребет соседствовал с Анюйским нагорьем, а на санях вместо золота водрузил мясо убитого снежного барана. Еда для него и собак в таком пути казалась гораздо важнее золотого песка. Затем последовал его непростительный промах, в результате которого он потерял ездовых собак и сани со свежим мясом. Николас шел на восток, и острое сожаление терзало его душу. Амур, Каштанка, Барбосс, Везунчик, Дымка, Варяг, Жуля, Пыжик, Кузя, Енисей – он с нежностью вспоминал их преданные собачьи глаза, устремленные на него, и ругал себя последними словами за то, что не мог уберечь четвероногих друзей. Хорошо еще, что он перед отъездом отдал Пушка Лике. Лика не простила его, если бы он загубил вдобавок ее самого любимого пса – Николас был в этом уверен.

Голод и увеличивающаяся телесная слабость все сильнее донимали молодого англичанина, не утихающая пурга еще больше подтачивала его силы. Николас остановился, нащупал в кармане остаток галеты, вытащил ее и осторожно съел половину, стараясь не уронить на снег ни крошки. Если его подсчеты были верными, то до Ново-Мариинска оставалось шесть миль пути. С собаками он запросто бы одолел такое расстояние, но у раненного, голодного и обессиленного человека шансы достичь русского поселения вырисовывались весьма мизерными. Здравый рассудок твердил Николасу, что все его усилия тщетны. Бесполезно бороться в бушующей пурге, когда нет ни одного шанса на спасение! Проще лечь и сразу покориться своей горестной участи. Но Николас упорно продолжал двигаться по заснеженной дороге. Своим мысленным взором он видел перед собой улыбающееся лицо Лики, и отчаянное желание еще хоть раз увидеть любимую воочию безостановочно толкало его вперед. Ее светлые глаза, как путеводная звезда манили его за собою, и Николас все шел, шел, словно опьяненный своей любовью.

Но через два часа его движения заметно замедлились; донельзя ослабевшие руки и ноги отказывались повиноваться ему. Молодой человек еще будто по инерции шел несколько минут, затем его ноги подкосились и островерхий сугроб, сулящий ледяное забвение и смерть с пугающей быстротой начал стремительно приближаться к его лицу.

Внезапно нежные девичьи руки крепко обхватили его туловище и замедлили это пугающее падение в небытие.

– Ник, Ник, держись за меня! – донесся до него словно издалека, из другого мира мелодичный женский голос, и Николас, очарованный его прелестью, с готовностью подчинился ему, – ухватился за плечо возникшей из белой снежной мглы девушки.

Лика поморщилась от силы его хватки, – Николас вцепился в нее как утопающий за соломинку – но не выпустила любимого из своих объятий и осторожно уложила его на сани. Она знала расположенную неподалеку охотничью заимку, где звероловы Петровича складывали для него свежую добычу и погнала туда упряжку во всю мочь. Николас нуждался в немедленной медицинской помощи, а все остальное могло подождать.

Да и ей самой требовался отдых. Уже второй день Лика упорно двигалась на запад, хотя ее съестные припасы подходили к концу. Отчаяние от бесплодных поисков постепенно овладевало ее душой, но она не собиралась возвращаться домой без Николаса и все более усердно молилась Николаю-Чудотворцу, прося его о помощи. На исходе дня Пушок, что-то учуяв, начал быстро рваться вперед и Лика всецело положилась на своего четвероного друга, зная, что тот не станет без толку суетиться. И скоро в белой мгле проступили очертания мужской согнутой фигуры, в которой донельзя обрадованная Лика узнала Николаса.

Теперь она везла его к знакомой заимке, из которой часто, по поручению Петровича брала свежее мясо. Избушка, более приспособленная для склада, чем для длительного жилья внезапно выросла на пути, и собаки, чувствуя долгожданный отдых, прибавили скорость.

Остановившись прямо перед дверью, Лика соскочила с саней, первым делом быстро распрягла собак и дала им вяленой рыбы. Затем она, бережно положив левую руку Николаса себе на плечи, помогла ему дойти до грубо сколоченной из голых досок широкой кровати, густо устланной увядшим мхом.

Уложив любимого, Лика быстро растерла ему замерзшие руки и ноги, укрыла медвежьей шкурой, захваченной ею из дома. Затем она разожгла огонь и нашла на стенных полках припасы – сухари, сахар, чай, крупы, спички, свечу. Негласный закон тундры повелевал оставлять в охотничьей избушке запас еды для случайных путников и охотники Петровича свято следовали этому правилу. Лика сварила из своих запасов мяса укрепляющий бульон, покрошила туда найденные сухари и принялась кормить Николаса.

Сознание молодого англичанина плавало между бодрствованием и забытьем, и все происходящее казалось ему прекрасным сном.

«Наверное, я попал в рай, – подумал лорд Трентон, благодарно подчиняясь кормящей его Лике, и убогая избушка, в которой священнодействовала его любимая, казалась ему сказочным дворцом.

Полярная сова, случайно залетевшая в непогоду, благожелательно наблюдала с потолка за молодой парой, похлопывая крыльями, и Лика, подумав, насыпала ей на жердочку горстку пшена.

После того, как с ужином было покончено, девушка занялась раной лежащего мужчины. Рана, к счастью, оказалась неглубокой, но обширной и рваной, ее следовало не только перевязать, но и зашить. У Лики были в кармане прочные нитки с иголкой, которые она всегда носила с собой, чтобы при удобном случае можно было заняться штопкой и шитьем, и они оказались теперь весьма кстати. Девушке уже приходилось два раза зашивать раны питомцам Кузьмы Ерофеева, ей это дело было знакомо, но тогда собакам давали снотворное, чтобы они перенесли эту операцию. Вместо снотворного Лика решила дать Николасу выпить отцовской водки.

Молодой англичанин поморщился от одного ее запаха, – его аристократический вкус предпочитал более изысканные алкогольные напитки.

– Пей, Ник, – настойчиво проговорила Лика. – Водка поможет тебе справиться с болью.

Николас подчинился ее требованию и глотнул мутной жидкости. Лика хотела для верности заставить его сделать второй глоток, но для английского лорда и одного глотка огненной русской водки оказалось вполне достаточно. Глаза его осовели, закатились под лоб, и Лика, не теряя ни минуты, протерла его раны и свои руки той же водкой и принялась зашивать кровоточащее отверстие на его теле.

Острые зубья боли снова впились в правый бок Николаса, доставляя ему адское мучение. Он глухо принялся стонать, но отупляющее действие алкоголя сделало его пассивным и недвижимым. Лика, стараясь не затягивать это мучительное шитье, скоро сделала последний стежок и, разорвав свою нижнюю юбку на полосы, сделала из ее ткани прочную повязку для раненого лорда Трентона.