Мне требовалось написать не меньше сотни страниц, чтобызакончить энный выпуск романа-серии в стиле приключений Рокамболя, не дававшейопустеть карманам Барридо и Эскобильяса. Но именно в тот момент я понял, что ненамерен его заканчивать. Игнатиус Б. Самсон остался лежать на рельсах подтрамваем, выдохшийся и обескровленный, иссушив душу до дна, выплескивая ее настраницы, которым не стоило появляться на свет. Однако перед уходом он завещалмне выполнить свою последнюю волю: тихо похоронить его без лишних церемоний и,набравшись мужества, впервые в жизни заговорить своим голосом. В наследство онпередал мне свою обширную коллекцию грез и призраков и просил отпустить его смиром, ибо он родился, чтобы кануть в Лету.

Я собрал рукопись последнего романа и предал ее огню,ощущая, как легче становится на душе с каждой страницей, сгоравшей в яркомпламени. Влажный теплый ветер гулял в ту ночь по крышам. Ворвавшись в открытыеокна, он унес пепел Игнатиуса Б. Самсона и развеял по улицам старого города, гдеего дух будет обитать вечно, даже когда написанные им строки забудутся навсегдаи само имя сотрется из памяти самых преданных читателей.

На другой день я пришел в контору Барридо и Эскобильяса. Вприемной сидела новая девушка (почти девочка), и она меня не узнала.

— Ваше имя?

— Гюго, Виктор.

Девушка улыбнулась и поспешила предупредить Эрминию,связавшись с ней через коммутатор:

— Донья Эрминия, дон Виктор Гюго к сеньору Барридо.

Я видел, как она закивала и разъединилась.

— Она сказала, что немедленно выйдет.

— Ты давно здесь работаешь? — спросил я.

— Неделю, — с готовностью ответила девушка.

Если я не ошибся, это была восьмая по счету барышня изсменившихся в приемной Барридо и Эскобильяса за год. Служащие издательства,подчинявшиеся непосредственно ушлой Эрминии, задерживались ненадолго. Отрава,обнаружив, что у новых сотрудниц найдется побольше пядей во лбу, и опасаясь,что ее могут оттеснить в тень (а происходило это в девяти случаях из десяти),обвиняла секретарш в воровстве, мелких недостачах или чудовищных проступках.Она объявляла крестовый поход и не успокаивалась до тех пор, пока Эскобильяс невыбрасывал девушек на улицу. Напоследок она угрожала уволенной работницеподослать наемных убийц, если та осмелится открыть рот.

— Как приятно видеть тебя, Давид, — сказалаОтрава. — А ты похорошел. Прекрасно выглядишь.

— Это потому, что меня переехал трамвай. Барридо наместе?

— Что за вопрос? Для тебя он всегда на месте. Он оченьобрадуется, когда я скажу, что ты заглянул к нам.

— Ты даже не представляешь как.

Отрава проводила меня в кабинет Барридо, обставленный какпалата опереточного канцлера, поражая изобилием ковров, бюстов императоров,чучел животных и книг в кожаных переплетах, закупленных оптом, из чего язаключил, что в обложки, должно быть, вставлены чистые листы. Барридо одарилменя самой масленой из своих улыбок и пожал руку.

— Нам уже не терпится получить новый выпуск. Имейте ввиду, что мы переиздаем два последних и у нас их отрывают с руками. Пять тысячэкземпляров дополнительно. Что вы об этом думаете?

Я подумал, что речь идет скорее всего о пятидесяти тысячах,не меньше, но только кивнул без особого воодушевления. Барридо и Эскобильясвиртуозно овладели трюком, известным в гильдии барселонских издателей какдвойной тираж. С каждого издания печатался официальный и заявленный тираж внесколько тысяч экземпляров, с которых выплачивалась смехотворная доля прибылиавтору. Затем, если книга имела успех, делали полноценный и подпольный тираж вдесятки тысяч экземпляров, нигде не задекларированный, с которого автору неперепадало ни песеты. Дополнительный тираж мог отличаться от первого, посколькуБарридо организовал тайную типографию на старом колбасном заводе вСанта-Перпетуа-де-Могода. Когда такую книгу открывали, она издавала характерныйзапах хорошо прокопченных чорисо.[21]

— Боюсь, у меня плохие новости.

Барридо и Отрава переглянулись, причем сияние их улыбокнисколько не потускнело. На сцене возник Эскобильяс, материализовавшись вдверях. Он окинул меня взглядом с таким холодным и хмурым видом, как будто наглазок снимал мерку для гроба.

— Смотри, кто к нам пожаловал. Какой приятный сюрприз,верно? — спросил Барридо компаньона. Тот ограничился сухим кивком.

— И что это за плохие новости? — спросилЭскобильяс.

— Вы немного задерживаетесь, Мартин? — дружелюбноподсказал Барридо. — Не сомневаюсь, что мы можем уладить…

— Нет. Никакой задержки. Книги попросту не будет.

Эскобильяс подался вперед и вскинул брови. Барридо издалкороткий смешок.

— Почему же книги не будет? — пожелал прояснитьвопрос Эскобильяс.

— Потому что вчера я сжег ее и не сохранилось нистраницы рукописи.

В комнате установилось плотное молчание. Барридо сделалпримирительный жест и указал на изделие, называвшееся креслом для посетителей, —мрачноватый глубокий трон, куда загоняли авторов и поставщиков, чтобы ониоказывались на уровне глаз Барридо.

— Сядьте, Мартин, и расскажите по порядку. Вас что-тобеспокоит, это заметно. Ничего не скрывайте от нас, мы ведь близкие люди.

Отрава и Эскобильяс убежденно закивали, выражая степеньсвоего одобрения взглядом, исполненным восторженной преданности. Я предпочел несадиться. Остальные тоже стояли и смотрели на меня с таким выражением, словно ябыл соляной статуей, которая вот-вот должна заговорить. У Барридо, наверное,сводило челюсти от лучезарной улыбки, не сходившей с лица.

— Ну?

— Игнатиус Б. Самсон покончил с собой. Он оставилнеизданный рассказ на двадцать страниц, где он умирает в обнимку с ХлоеПерманиер после того, как оба приняли яд.

— Автор погибает в одном из собственных романов? —в смятении переспросила Эрминия.

— В своем прощании в стиле avant-garde с миромсериальной литературы. Он не сомневался, что подобного рода пассаж вам придетсяпо душе.

— Но неужели же нет никакого противоядия или?.. —взмолилась Отрава.

— Мартин, нет нужды напоминать, что именно вы, а негипотетически покойный Игнатиус, подписали контракт… — обронил Эскобильяс.

Барридо вскинул руку, призывая компаньона замолчать.

— Мне кажется, я понимаю, что происходит, Мартин. Вывымотаны. В течение многих лет вы не знали ни отдыха, ни покоя, и этообстоятельство наша фирма высоко ценит и приветствует. Конечно, вам нужнапередышка. Я понимаю. Мы все понимаем, правда?

Барридо бросил взгляд на Эскобильяса и Отраву, и те сновазакивали с соответствующим случаю выражением лица.