До здания суда два квартала, но пошли узенькие улочки, всезабито машинами, вылезают даже на тротуар, и без того узкий, рассчитанный намноголюдье девятнадцатого века. С трудом припарковался, тут приходится бытьвиртуозом, вылез из чистого прохладного воздуха кондишена в пробензиненный,горячий от людской скученности, пропахший ладаном, восточными благовониями –вон буддистские палочки жгут через каждые два шага целыми пачками…

Пестрота, везде ларьки, люд покупает, продает,приценивается, и вообще впечатление, что это одна громадная тусовка… Яогляделся, так и есть: эсэмщики, расширяясь, отхватили себе и эту улочку, вонна стенах их атрибуты, да и девицы, что расхаживают по тротуару в своем… гм…наряде…

Эсэмщиками либералы стыдливо называли садомазохистов, попервым буквам, хотя сами садомазохисты, напротив, гордятся своей древнейисторией, ведь их род от благородного маркиза де Сада, от блистательного ЗахерМазоха, и зовут себя открыто и гордо садомазохистами! На сегодня положениеэсэмщиков от привычного гонения перешло в неустойчивую стадию, когдаконсервативное правительство еще не признает их права на существование, ноуголовные и прочие статьи к ним уже не применяются.

На улице веселье, работают сотни павильонов, ларьков,открытых все двадцать четыре часа в сутки. А ночами здесь всегда ихотвратительные, если на взгляд такого обывателя, как я, оргии. Эсэмщики,чувствуя свою близкую полную победу и полное признание своих прав в ближайшиедни или недели, ведут себя шумно, весело, устраивают демонстрации уже не толькона «своей» улице, но и по всему городу. На прошлой неделе было нашумевшеесожжение троих на Красной площади. Впервые там сжигали себя не радивыколачивания каких-то уступок из правительства, а для собственногоудовольствия.

Тогда подоспевшим спасателям объяснили, что эти люди ужеперепробовали все: от примитивного нанесения себе ран до изысканных пытоккислотой, электротоком и галлюциногенами, а теперь настал их кульминационныйчас, они желают получить полный кайф!

Рядом со мной прошел человек с обрезанными ушами, кольцо вносу, на щеках жуткие следы от прижигания азотной кислотой, прокричал весело:

– Все во двор к баронессе Жемчужной! Старинные пыткиприжиганием железом, «испанские сапоги», средневековая дыба… а в завершениенашего праздника – казнь на колу!

Я почему-то представил на колу себя, содрогнулся. На лбувыступил пот, а колени сразу стали ватными. У меня слишком живое воображение,уж чересчур реалистично вообразил, как заостренный деревянный кол войдет в моюзадницу, двинется под моим весом дальше, выше, разрывая кишки, внутренности,протыкая все в животе, а я все еще буду жить и корчиться от невыносимой боли.

Кричавший посмотрел на меня заблестевшими глазами, крикнулвесело:

– Ага, балдеешь?.. То ли еще будет!

– А что будет еще? – спросил я.

– Ого! – прокричал он восторженно. – Аколесование? А сдирание кожи заживо? Блистательная Изабелла решилась пройтисдирание от начала до конца. Представляешь, ей сперва надрежут кожу на пятках,а потом, ухватившись за края, будут медленно тянуть вверх, вверх, вверх…Представляешь? Треск отрываемой от тела кожи, брызги крови, этот немыслимыйкайф, который получают все…

Я содрогнулся, представив этот кошмар. Обнаженная женщина, скоторой сдирают кожу, ее дикие крики экстаза, толпа обезумевших двуногихзверей, что ловят кайф, расслабляются, оттягиваются по полной… Черт, но ведь яих тоже стыдливо называю эсээмщиками, а не садомазохистами, это уже шаг кпризнанию.

– Кожу снимут всю! – прокричал он мневдогонку. – С кожей лица, ресницами, бровями!.. С прической от ВовикаГарбузяна!

Здание суда на параллельной центральной улице, там трех– ичетырехэтажные здания старинной кирпичной кладки. Даже внутри пахнет стариной,стены коридора в деревянных панелях, двери строгие, коричневые, без лишнихукрашений. Да и народ здесь серьезный или старающийся казаться серьезным. Ведьнемало народа именно сюда ходят, как в цирк, получают кайф от судебныхпроцессов вживую.

Навстречу мне вышла молодая женщина с милым усталым лицом,за руку вела ребенка лет пяти. Этот карапуз, держась за руку мамы, посмотрел наменя внимательно и серьезно, словно будуший пророк. Сердце внезапно кольнуло,что я – совсем не старик, буду уже мертв, когда этот ребенок войдет в мойвозраст. Это несправедливо, природа не должна разбрасываться драгоценостями! Ая – драгоценность.

Законы, правильные и даже мудрые в отношении животных,должны перестать действовать в отношении обладающих разумом. Разум не можетпримириться с мыслью, что надо уйти из жизни, как уходят жуки, мухи, коровы. Тене понимают, что уходят, а человек…

Впрочем, разум для того и дан, чтобы человек возмутился исам взял себе полагающееся разумному существу бессмертие.

Но если мы разумные, то должны идти к нанотехнологиямсознательно и целеустремленно, а не потому и не тогда, когда парфюмернымфабрикам понадобится особая губная краска, изготовляемая с помощьюнанотехнологий!

Я вздрогнул, ибо, углубившись в печальные и возвышенныемысли, едва не прошел здание суда насквозь, как терминатор винный ларек. Вкоридоре народ с угрюмыми и озлобленными лицами, я поинтересовался, где сейчасадвокат Вертинский. Ко мне сразу же прониклись заметным уважением и началипосвящать в тайны их тяжб. Кое-как отделавшись, я проскользнул в сторону заласуда. Дверь прикрыта, но в нее то и дело заглядывали. Похоже, ждут концазаседания. Я тихонько проскользнул в зал, неслышно сел в заднем ряду. В зале,рассчитанном на двести человек, не больше двадцати, из них трое подростков, чтозашли, спасаясь от дождя, теперь зажимают девку, я видел, как с нее стащилитрусики, она умело изогнулась, разгружая обоих сразу.

Вертинский, сильно постаревший за последний год, обрюзгший,со скучающим видом вслушивался в речь обвинителя. На самом деле, как я его ужезнал, он мыслями где-то далеко, а за процессом в этом зале следит крохотнаячасть мозга, он это умел проделывать виртуозно. Насколько я понял из речиобвинителя, дело какое-то пустячное. Обвиняемому грозит штраф за то, что помылруки в туалете. Сейчас это считается позорной дискриминацией отдельных частейтела, завуалированным оскорблением в адрес тех правозащитников, кто добиваетсяполной свободы и равноправия. Лоху проще бы уплатить штраф, это копейки, но онзавелся, подал в суд. Добро бы отстаивал свои права мыть руки, это бунтарство,но он старался доказать, что он лояльнейший гражданин, никогда ничего ненарушал, что у него есть грамоты и благодарности от Общества Американо-Русскойдружбы и еще двух благотворительных кружков, где контрольный пакет имеютамериканцы. Обвинитель напирал, что виновный совершил явно выраженноесопротивление, ибо оно было совершено не в своей личной ванной, а вобщественном туалете. На виду у других! Тем самым призвав к игнорированиюобщечеловеческих норм поведения.