— Итак, — ехидно протянул Берг, когда я наконец замерла у доски и развернулась лицом к аудитории. — Пройдемся по элементарным для тебя вопросам.

Я видела, как Светка написала что-то на листочке, затем скомкала его и кинула моей соседке по парте. Та прочитала его, прыснула от смеха и передала ботанику. Набрав полные легкие воздуха, отвернувшись, я ровно прошептала:

— Как скажете, профессор.

— Перечислите основные особенности категориального аппарата грамматики речевого взаимодействия, — повернувшись ко мне, Алан, не глядя, достал из портфеля очки и надел их, будто желая видеть каждую эмоцию на моем лице.

— К-категориального аппарата? — растерянно пробормотала я, зачем-то снова и снова заправляя чертов локон за ухо. Мои ноги стали ватными, пульс так громко стучал в ушах, что я почти не слышала перешептываний за спиной у Берга. Сложно было собрать мысли, но я это сделала, только вот ответа так и не нашла.

— Именно, — серьезно кивнул мужчина, театрально разведя руками и громко добавив: — Неужели вы, золотая медалистка, гордость вуза и не знаете ответ на такой плевый вопрос?

Слова будто бы полоснули по лицу мощной пощечиной, заставив меня сделать шаг назад и вжаться в доску. Но ни один мускул на лице не дрогнул, когда я монотонно сказала:

— Подобная тема — дипломная работа студентов магистратуры. Я же еще не закончила бакалавриат.

— Вы спорите с преподавателем? Указываете ему, что стоит спрашивать, а что нет? — шикнул он на меня, а затем ударил кулаком по столу. Половина студентов подпрыгнула на месте, другая — наконец-то перестала смеяться. Правда, ненадолго. Когда Алан встал с места и снова переключил свое внимания на меня, в аудитории снова начал стоять галдеж. Теперь мужчина стоял на расстоянии вытянутой руки. Я могла чувствовать энергетику, исходившую от него. Теперь держать себя в руках стало еще сложнее. — О, я придумал! Может, мне писать вопросы на листке, вы будете их перед парой просматривать и говорить, что из этого мне стоит спрашивать, а?

— Нет, профессор, — пробормотала я, глядя прямо перед собой.

Происходящее вокруг все больше напоминало мне дурной сон: я, стоявшая перед преподавателем и не знавшая правильного ответа, и одногруппники, с жаром обсуждавшие мою скромную персону, даже не пытаясь этого скрыть. Светка уже передавала третью записку.

На глаза стали наворачиваться слезы, но я бы не за что не позволила им скатиться по щеке и унизить себя еще больше. Просто глаза стали стеклянными, а все вокруг теперь казалось мутным.

— Тогда отвечайте, — снова повторил мужчина. Казалось, его будто заводило мое состояние. Бергу нравилось унижать и подавлять. Он будто питался этими эмоциями. Наслаждался ими.

— Но…

— Что “но”? — закатил глаза он, делая еще один шаг вперед.

Алан Берг хотел сказать еще что-то, но не смог из-за слишком громкого смешка позади. Он резко обернулся, заметив, как стайка девочек вместе читает гору записок. Увидев, что их спалили, одна из них попыталась убрать листки, но не успела. Профессор ткнул в нее пальцем и прорычал:

— Надеюсь, там что-то чертовски важное, если нет, ты пойдешь вон из аудитории и будешь исключена до начала сессии. Читай вслух!

— Профессор, я не думаю, что стоит, — жалобно прошептала она себе под нос, странно поглядывая на меня. — Это личное.

— Личное то, что вы так яростно обсуждали всей группой? — фыркнул мужчина, выдернув листки, и сам зачитал вслух: — “Интересно, сколько раз она дала ректору, чтобы он пришел за нее заступаться?”, “Я думала, она спит только с новеньким Максом”, “А что ей мешает делать это со всеми сразу?!”, “Вчера я видела, как ее мама обжималась с каким-то мужиком с обручальным кольцом. Видимо, у них это семейное”, — сделав небольшую паузу, мужчина быстро обвел взглядом студентов, прокричав: — Ну и кто виновник “торжества”? Давайте вместе обсудим, мне теперь тоже интересно.

Хмыкнув, Светка прочистила горло, будто собиралась сказать что-то важное, а затем кивнула на меня:

— Она перед вам, профессор. Да и тайны тут никакой нет. Вы все сами видите…

В груди будто что-то защемило в тот момент. Я выдержала опрос и унижение, даже чтение записок вслух, но то, как все люди вокруг в один момент посмотрели на меня… Это было как множество выстрелов. Удар на поражение.

Слезы подступили к горлу, перед глазами потемнело. Я знала, что еще мгновение — и я не сдержусь. Этого нельзя было допустить.

Резко рванув с места, я выбежала из аудитории и понеслась, куда глядели глаза. Просто вперед. Мне не хотелось видеть кого-то, разговаривать с кем-то и тем более оправдываться. Картонный мир вокруг вдруг рухнул.

Я сбежала вниз по лестнице, благо, все студенты были на парах и почти никто не застал мою истерику. На первом этаже завернула в длинный коридор, в конце которого был маленький женский туалет. Там почти никогда никого не было, и сейчас он пустовал. Я заперлась в одной из кабинок, села на закрытую крышку и просто позволила себе наконец выплеснуть эмоции наружу.

— Черт, — окно было открыто, ветер был ужасный, тело покрылось мурашками. Я сжала себя руками и вдруг замерла от неожиданной мысли: “Как давно меня кто-то обнимал? Просто так?”

Мне надоело доказывать что-то кому-то. Жизнь не стоит борьбы, если в мире нет ни одного человека, который просто придет и искренне скажет тебе: “Все хорошо. Я с тобой”.

Мне было двадцать три года, когда я вдруг осознала, что моя жизнь полный отстой. Пустая чаша без дна или пустыня без края и конца.

Опершись лбом о стенку, поджала под себя ноги и просто отключилась. Глядя в стену, я впервые ощутила внутри такую пустоту. В ней было легко и просто. Боль не ощущалась больше, все вокруг перестало быть важным. Я даже не услышала, как кто-то вошел, а затем попытался открыть дверь кабинки.

— Тут есть кто-то? — послышался запыхавшийся голос. Он был настолько растерянный, что я не сразу узнала его владельца. — Черт… Рита, я знаю, что ты тут. Потому что в других местах тебя нет, а из вуза ты не выходила…

Это был Алан. Он казался встревоженным, озадаченным и даже беспомощным. Его баритон был ниже обычного, некоторые буквы будто звенели. Но мне было все равно. Я только сильнее прижала к себе ноги и не нашла физических сил открыть рот.

— Прошу, открой мне, — прошептал он, снова дернув дверь на себя с такой силой, что вся конструкция едва ли не повалилась. — Скажи хоть слово. Я должен знать, что все нормально. Или я снесу к хренам эту дверь!

Взвесив все за и против, я холодно решила, что не желаю видеть кого-либо сейчас, поэтому бросила:

— Проваливай.

— Сладенькая, — облегченно выдохнул Берг и буквально упал на пятую точку, сев на грязный пол. Теперь его спина упиралась в дверцу. Поведение профессора казалось таким, будто я для него что-то значила. Но мы оба уже поняли, что это была только игра. — Рядом с тобой я испытываю эмоции, которые у меня не выходит контролировать. Например, ревность или злость. Мне так жаль, я не могу передать тебе это.