Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько было тех несчастных детей?! Скольким бедолагам ты покалечил жизнь, старый извращенец?
– Он тебе рассказал?.. – догадался мастер. – Но при чем тут это?! Это давно в прошлом!
– Тогда считай, что прошлое заглянуло в гости…
Я стянул веревкой ноги Паскаля и поволок его к костру, туда, где валялось связанное бесчувственное тело Чичероне. Пока я его тащил, голова мастера пересчитала на пути все булыжники. Несколько крупных камней оставили на ней хорошие отметины.
Возле костра лежало большое бревно. Отдыхающие здесь бродяги использовали его в качестве скамейки. Я перекинул дергающегося Паскаля через ствол дерева так, что задница мастера сейчас торчала вверх в очень уязвимой позе. Мой нож с треском распорол штаны старика.
– Что ты от меня хочешь, Бурый?! – завопил Паскаль.
– Сначала хочу ответа на свой вопрос.
– Восемнадцать! Всего было восемнадцать! – выпалил он, как только почувствовал холодную сталь лезвия, коснувшуюся его оголенного мягкого места. – Тринадцать девок и пять пацанов!
– Имена их помнишь?
– Нет, не всех…
– А ты вспоминай! Вспомни и их лица, – я кольнул его кончиком ножа в бедро, от чего Паскаль забавно задергался, – представь, что они все здесь, стоят и смотрят на тебя. Ибо все, что с тобой произойдет дальше, будет расплатой за их поломанные жизни. Ну и кроме этого, я вменяю тебе подлое предательство старого друга и нарушение первого сталкерского закона…
– Но я же не сталкер! – попытался оправдаться мастер. – И мой брат, он же хотел уйти из рядов МКЗП. Решившись на эту авантюру, он фактически предал их!
– По факту, он все еще числится полевым агентом. А сталкером ты стал в ту секунду, как сам добровольно пересек границу Зоны. Но это еще не все. Также я вменяю тебе хроническую алчность и участие в сговоре, целью которого была моя смерть…
Я замолчал, отыскивая взглядом необходимый удобный инструмент.
– Ну и что дальше?! Теперь сам меня убьешь?! Тогда зачем рану лечил?!
– А это чтобы ты не сдох раньше времени и хорошенько все прочувствовал. Чтобы ты осознал, за что тебе все это. Чтобы ты в Аду, барахтаясь в кипящей смоле, смог перевести дух и немного расслабиться после того, что я с тобой сделаю…
Не найдя ничего лучше, я поднял с земли «геху» погибшего наемника, аккуратно вложил в дульный тормоз вторую добытую семечку лешего и по самое цевье воткнул ствол автомата в прямую кишку Паскаля. Старый извращенец взвыл от резкой боли. Но он даже не подозревал, насколько эта боль ничтожна в сравнении с той, что ждет его впереди, когда семя лешего начнет прорастать.
Я присел у костра. На углях дрожала и слегка прыгала забытая банка тушенки, из дырок в крышке уже попахивало горелым. Пришлось ее снять и поставить остывать на ближайший булыжник. Чтобы как-то скоротать время до начала активного роста детеныша лешего, я начал обыскивать старый потертый вещмешок Чичероне.
Ничего толкового там не нашлось: небольшие запасы провизии, стандартный набор сталкерских прибамбасов одиночки, скромные приспособления для каждодневных бытовых нужд, немного «атомного риса» всех возможных цветов и небольшой, но толстый блокнотик с кожаной обложкой, перетянутый цветным эластичным канатиком. Сбоку под резинкой примостилась обычная шариковая ручка. Любопытство взяло верх, я снял канатик и открыл блокнот.
К моему большому разочарованию, записи были на каком-то неизвестном мне языке. Должно быть, старый бродяга не хотел, чтобы кто-то узнал его секреты, и использовал для записей свой особый шифр. Но вот картинки, расположившиеся на полях, а кое-где и на целый лист, вызывали огромный интерес. Представьте себе рисунки эдакого Миклухо-Маклая современности, который годами путешествовал по просторам Зоны Три-Восемь. Здесь были и анатомические эскизы неизвестных мне мутантов, и зарисовки каких-то сложных аномалий, и просто фантастические пейзажи с полями аномальных культур, которые своими глазами никто и никогда, кроме адептов нового чучхе, не видел.
Но самыми невероятными были рисунки каких-то воинов, облаченных в тяжелые механизированные доспехи. Весь их внешний вид, удивительно сложные конструкции оружия и странные обводы экзотического транспорта создавали впечатление, что это не более чем концептуальные зарисовки художника для какого-то фантастического фильма. Вот только что-то внутри подсказывало, что все это Чичероне рисовал с натуры. Однако досадно, что все комментарии и сноски к этим рисункам просто так не прочесть. Но в любом случае у меня в планах была очень долгая сердечная беседа с этим загадочным субъектом. И я буду не я, если не удовлетворю свое исступленное любопытство, если не выпытаю у него все ответы на раздирающие душу вопросы.
Рассматривая эскизы бронированных бойцов, я обратил внимание на знакомый значок, изображенный на их грудных бронепластинах. Это был графический знак зодиакального созвездия Близнецов. Он, конечно, напоминал римскую цифру два, но Чичероне очень старательно вывел значок на листике, поэтому спутать его с чем-то другим было невозможно. Отчего-то этот знак притянул мой взор, и какое-то время я не мог оторвать от него взгляда. Меня не покидало смутное ощущение, что это простенькое изображение, кроме прямого значения, еще несет в себе некую смысловую нагрузку. И мне на какой-то краткий миг даже показалось, что я знаю, какую именно. Точнее, знал – в своей прошлой потерянной жизни…
От дальнейших размышлений меня отвлекли усилившиеся крики Паскаля. Я глянул в его сторону. Связанный мастер начал дергаться и извиваться глистом от нарастающей боли. Винтовка, торчащая из его задницы, тихонько подергивалась в такт конвульсиям. Я сунул записную книжку Чичероне в карман, подхватил остывшую тушенку, обошел бревно и присел на землю напротив лица Паскаля. Под его цветистые проклятия я вскрыл банку и приступил к трапезе. Мой внутренний зверь высунул морду из темного уголка души и принялся с аппетитом пожирать страдания бедолаги, а я с не меньшим аппетитом стал уплетать слегка подгоревшее месиво из мяса, жил и еще черт знает чего. Но кроме всего прочего, впервые в моей практике мне не было противно наблюдать за страданиями клиента, наоборот, эти страдания приносили удовольствие и истинное удовлетворение от осознания, что гад действительно получает по заслугам.
Тонкие шевелящиеся корешки прорезались через кожу мастера, описывали в воздухе небольшую дугу и тут же вновь впивались в его плоть. Несведущему человеку могло бы показаться, что в теле Паскаля копошатся сотни черных «проволочных червей». Но это были всего лишь корешки одного-единственного деревца, мстящего человеку за тысячелетия безнаказанных убийств живых организмов, не способных оказать ни малейшего сопротивления своим врагам-лесорубам.
Минут через двадцать в глазах старого извращенца заблестели искорки безумия. Стройные проклятия, просьбы и мольбы постепенно превратились в бессвязные наборы слов, но вскоре и они переросли в сплошной истерический визг резаной свиньи, прерывающийся хрюкающим храпом при очередном глубоком вдохе. В какой-то момент от всей этой какофонии вдруг проснулся Чичероне. Старый сталкер немного подергался, оценивая надежность пут, сковавших его тело, а потом повернулся на бок и отыскал взглядом источник жутких воплей. Несколько минут он молча с открытым ртом наблюдал за агонией Паскаля, а потом вдруг обратился ко мне.