Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Совершенно верно. Я ничего не знаю.
– Ну как же, Светлана Анатольевна, вы столько лет дружите, –мягко напомнил Саня, – у вас что, произошел конфликт с Галиной Дмитриевной?
– С чего вы взяли? Никакого конфликта, – голос стал жестким,взгляд пустым и прозрачным. Слезы окончательно высохли.
– Ну что ж, придется говорить об этом с ЕвгениемНиколаевичем, – вздохнул Арсеньев, – не хотелось лишний раз травмировать его,но придется. Просто мне казалось, вы как друг семьи, близкий человек, могли быпрояснить для нас хотя бы некоторые вопросы. Ну ладно, нет так нет. Хотя,честно говоря, мне не совсем понятна ваша категоричность.
– Что же тут непонятного? – голос ее звучал ровно, глазасухо сверкали. – Галя тяжело больна. Галя крест, который он несет всю жизнь.Мне невыносимо говорить об этом.
– Я не прошу вас говорить об этом, – пожал плечами Саня, – япросто спросил, как связаться с Галиной Дмитриевной. Кстати, а чем именно онабольна?
– Какая вам разница? Вы врач?
– Нет. Я милиционер, – Арсеньев заметил пепельницу нажурнальном столике, достал сигареты. Лисова сидела, уставившись в одну точку.
– Вам как милиционеру надо знать совсем другое, –проговорила она после долгой паузы, – вас должны интересовать не болезни, апреступления. Вы ведь выбрали такую профессию для того, чтобы искатьпреступников. Вы оперативник, то есть сыщик, верно?
– Ну, в общем, да, – кивнул Арсеньев, пока не понимая, кчему она клонит.
– Самый тяжкий вид преступления – убийство. Каждое убийстводолжно быть раскрыто. Для сыщика это главное – узнать, кто настоящий убийца,даже в том случае, если наказать за преступление невозможно и ничего нельзяизменить. Знать, кто преступник – профессиональный долг сыщика.
Шаль медленно соскользнула на ручку кресла, оттуда на пол,Лисова не заметила этого. Саня все шарил по карманам в поисках зажигалки.Лисова медленно, тяжело поднялась, шагнула к комоду, закрыв его своей широкой,обтянутой шелком фигурой, принялась дергать какой-то маленький боковой ящик. Ондолго не поддавался и вдруг при очередном рывке вывалился целиком, грохнулся напол.
– О, Господи! – простонала Светлана Анатольевна и опустиласьна корточки.
Саня нашел зажигалку. Она не работала, кончился газ.
На веранде повисла тишина. Лисова распрямилась, медленноповернулась и спокойным, глухим голосом сообщила:
– Терпеть не могу открытые босоножки. Терпеть не могу этоткомод. Представляете, ящик упал прямо на пальцы. Очень больно.
Арсеньев увидел в ее правой руке небольшой пистолет и дажесумел разглядеть, что это одна из последних модификаций “Макарова”.
* * *
– Ну что же вы не кушаете? Надо кушать, смотрите, каквкусно, – нянька Раиса держала вилку у рта Галины Дмитриевны. На вилке былкусок куриной котлеты.
– Спасибо, я не хочу.
– Не хочу, не хочу, – проворчала Раиса и, покосившись наГалину Дмитриевну, быстро положила кусочек к себе в рот.
– Ну, а вот картошечки? – спросила она, когда прожевала. –Смотрите, какое пюре, нежное, с маслицем, без комочков, я укропчиком посыпала,м-м, какое пюре, – Раиса прикрыла глаза и покачала головой.
– Ешьте все, мне не надо.
– Как же? Это ужин ваш. Как же вы без ужина? Хотя быяблочко, что ли? – Раиса протянула ей блюдце с тонко нарезанным яблоком.
– Спасибо. Я сейчас не могу.
– Да вы и в обед не могли, милая моя, вы посмотрите на себя,вас же ветром сдувает.
– Где вы нашли здесь ветер? – чуть слышно прошептала ГалинаДмитриевна.
Тарелка быстро пустела. Раиса собрала хлебной корочкойостатки пюре, одним глотком выпила томатный сок, вытерла губы.
– Надо правильно, регулярно питаться, это основа основ, –строго заявила она, – организм должен получать достаточное количество калорий,чтобы полноценно функционировать. Вот раньше, когда нанимали на работу, сначаласажали работника за стол, наливали ему щей, давали каши тарелку и смотрели, какест. Если хорошо, быстро, значит и работать будет так же. А если аппетита нет,тогда пошел вон. Ну какой, скажите, пожалуйста, аппетит у детей, если онипостоянно жуют резинку? Я наказывала за это очень строго. Во всем должна бытьдисциплина. Жевать надо в столовой, читать в классе или в библиотеке, а когданачинается разгильдяйство, можно ожидать чего угодно. Вы согласны со мной?
– Да, конечно.
Галину Дмитриевну совсем не раздражали педагогические речиняньки. Она могла дремать под них, могла просто лежать, не слушая, и мысленновести свой бесконечный диалог с Любой.
– Ты очень долго живешь, – упрямо повторяла Люба, – слишкомдолго. Я бы тоже так хотела.
Правда, она долго жила, постепенно забывала, что она убийцаи не заслуживает ни любви, ни жалости.
Страх воды остался, это было проблемой, поскольку Женя оченьлюбил отдыхать на море. Но помогала мама, всякий раз, когда намечалась поездка,она заранее заболевала, и Гале удавалось остаться в Москве. Сохранился страхтолпы и общественного мнения, он был слабей и безобидней водобоязни изаглушался с помощью нескольких таблеток валерьянки, настойки пустырника илипростого самовнушения.
Время летело все быстрей, Женя стал крупным политиком, онагордилась им, переживала его победы и поражения острее, чем он сам.
Тетрадка хранилась в ящике стола, в глубине под бумагами.Она возвращалась к ней все реже. Два раза в году, в Любин день рождения и вПрощеное воскресенье ездила на кладбище. Сначала боялась встретить там Любинумаму, Киру Ивановну, но ни разу не встретила и бояться перестала. Могила былазапущенной, и каждый раз Галя выпалывала там сорняки, подправляла и красилажестяную пирамидку, а когда пирамидка совсем истлела, заказала скромныйпамятник из светлого гранита, отыскала у родителей в старых альбомах маленькуюЛюбину фотографию, ее пересняли на фарфоровый овал.
В девяносто пятом году, в разгар очередной предвыборнойкампании, когда не было ни минуты свободной и жизнь дошла до точки наивысшегонапряжения, посреди суеты, беготни, звонков, переговоров, Жениных капризов иистерик (вполне нормальных в такой ситуации) Галина Дмитриевна вдругпочувствовала себя очень странно.
Ее стало тошнить от табачного дыма. Она засыпала на стуле закомпьютером, сочиняя для Жени очередную речь. Она потеряла записную книжку ссотней важных телефонов. Она забыла подобрать цитаты из классиков, которымиЖеня должен был блеснуть на очередном ток-шоу в прямом эфире. Она забыла точноевремя этого эфира и имя ведущего. Она не успела заранее договориться снесколькими оплаченными журналистами о вопросах на пресс-конференции.