– Мне стало скучно, – прохныкала она. – Зачем тебе меч? Почему ты держишь его у себя в спальне?

– Долгая история, – пожала плечами Абра. – Рука не сильно болит?

Беатрис махнула головой, все еще не отрывая взгляда от меча.

– Дай-ка посмотрю…

Взяв Беатрис за руку, Абра мельком взглянула ей в лицо. Ладонь покраснела, и на мгновение Абра снова очутилась в лесу в конце Дороги-в-Никуда, вокруг ревело пламя, и руки Сэма болели от ожогов.

Абра ясно чувствовала бег времени, как оно беспрестанно движется, течет совсем не линейно, а воронкообразно, подобно торнадо, захватывая тут и там разное, прошлое и будущее, перемешивая их, пока вчерашний день не становится неотличимым от завтрашнего.

Наверное, так и теряют рассудок, думала Абра. Ей померещилось, что она выпала из времени и парит где-то вне часов, минут и секунд. Вне лет. В этот миг она стала Никем и поверила, что отец тоже ее не узнает.

У нее не было дома, ей нигде не было места.

– Ванная в конце коридора, – рассеянно, даже механически сказала она Беатрис. – Подставь ладонь под холодную воду на пару минут. Если боль не стихнет, я спущусь за мазью.

Беатрис, как наказанный щенок, вышла из комнаты, цепляясь за свою руку, будто та отвалится.

А вдруг Беатрис и Коли Наал заодно, или вдруг это одно и то же существо, что тогда делать?

Абра тихо стояла и прислушивалась. В ванной негромко зажурчал кран. Ей вдруг подумалось: странно, что вода способна издавать настолько разные звуки… Шум реки, стук капель по стеклу, безмолвие лужи возле ярмарочных ворот. Лужи, похожей на аварийный люк в иную галактику с созвездиями в форме Колеса обозрения. А сейчас до нее доносился успокаивающий плеск холодной воды об раковину.

Абра подняла меч и повернулась к атласу. Тогда-то клинок и потяжелел в ее руке. Абра уставилась на него. Сначала она не поняла, что происходит, и потому восприняла происходящее как предательство. Словно от нее отвернулся некогда близкий друг.

Клинок наливался весом, и наконец Абре пришлось упереться острием в пол, но кончик глубоко вонзился в ковер, еще потяжелел, и она вынуждена была опустить его на пол. Меч едва не прижал пальцы Абры – так быстро все произошло. Вскоре он вдавился в пол, и Абра испугалась: а дальше-то что будет? Вдруг он проломит перекрытия и провалится в гостиную?

Атлас, по-прежнему открытый на странице с Новым Орлеаном и цифрами, лежал совсем рядом. Острие меча указывало на него. И вдруг меч пополз вперед, дрожа, словно магический жезл. Кончик стремился к точке на карте, обозначающей город.

Абра попыталась поднять меч, но у нее ничего не вышло, она смогла только взяться за рукоять, но клинок неотступно приближался к атласу. Вот-вот, прямо сейчас, случится нечто необыкновенное, и в глубине души Абра этого не хотела. Потому она упрямо тянула меч назад, а тот продирался вперед, стремясь к Новому Орлеану.

И тут в комнату, по-прежнему держась за руку, вбежала Беатрис. Она верещала, как резаная, будто желая остановить происходящее. Девчонка схватила Абру за плечо, та попыталась освободиться, но Беатрис держалась цепко, совсем не детской хваткой. Ледяные пальцы впивались в плоть Абры, едва не ломая ключицу. И в тот же самый миг острие меча наконец коснулось точки в атласе, что обозначала Новый Орлеан.

Последовала вспышка света.

Вопль Беатрис.

Абра передернулась всем телом, словно проглотила склизкий кусок, который вовсе не собиралась есть, и… все кончилось.

Лео вышел из больницы, где его мать находилась вот уже восемь лет. Она так старалась найти Руби. Безнадежные поиски выматывали, и мама начала замыкаться в себе. Однажды, когда новая ниточка обернулась очередным тупиком, от отчаяния и усталости мама потеряла сознание. В больнице она очнулась, но перестала реагировать на окружающих.

Лео навещал ее каждый день после школы. Жил он у дальней родственницы на другом конце города – пожилой доброй старушки, которая разговаривала шепотом и ходила сгорбившись.

Поиски сестры ни к чему не привели. Мать много лет не произносила ни слова.

Лео уже было сел в машину, как ему тут же захотелось вернуться. Каждый раз, уходя от матери, он испытывал это ощущение – будто что-то упускает. Однако Лео все же занял место водителя и стал просматривать медицинские документы, которые ему вручили доктора. Планы лечения, рекомендации, новые диагнозы. На каждом листе стояла подпись врача, ответственного за мать:

Стоял один из прекрасных летних дней, больше похожих на раннюю осень. Лео опустил стекло в дверце, и в авто ворвался свежий воздух. Благословенная прохлада, что дарила облегчение после долгих недель влажной жары.

Ветерок шелестел листьями, на ветках, подобно занавескам в распахнутом окне, колыхался испанский мох.

Мыслями Лео унесся далеко, и оказалось, что машину он тоже завел в неведомую даль. Не успев понять, куда его занесло, он уже поворачивал на улицу, где стоял старый особняк его отца. Лео давно не бывал в этих краях. Возле дома он сбавил ход и затормозил у тротуара.

Лео вспомнил, как десятилетним мальчиком шел домой с кладбища в то раннее утро. Мальчиком с потерянным взглядом и c зияющей дырой в душе.

После исчезновения отца и сестры дом так и не продали. Очень долго – годы – на газоне торчала маленькая табличка «Продается», но затем и ее убрали. Насколько Лео было известно, дом никто не купил. Мать, до того как растворилась в глубинах собственного разума, жаловалась на потерю права выкупа особняка у банка и продажу имущества за долги, но Лео тогда был слишком мал, и она с ним это не обсуждала. Интересно, кто стал владельцем? Заходит ли кто-то внутрь? Заперта ли дверь…

Поначалу мысль была мимолетной, словно предположение, однако застряла в сознании Лео, как ракушка, что цепляется за песок. Когда волна уходит, смывая все за собой, ракушка остается. Хлынула новая волна, опять смывая песок и оставляя еще больше ракушек. Мысль была совсем крошечной, но чем дольше Лео сидел у дома, тем весомей она становилась.

И тогда Лео сделал то, что ни разу не делал за все эти годы, приезжая взглянуть на отцовский особняк: заглушил двигатель. Это уже само по себе казалось странным, поскольку подразумевало, будто Лео не просто ехал мимо. Ведь он остановился. А если уж вы остановились, значит, нужно что-то делать. Поэтому Лео выбрался из машины, посмотрел в одну сторону, в другую, потом обернулся, желая убедиться, что никого поблизости нет, и наконец, нервничая, пошел к дому.

Сначала он направился к передней двери. По обе ее стороны по-прежнему поблескивали большие окна, охраняя здание. Лео улыбнулся, вспомнив, как всегда опасался этих окон.