Трое ребят уселись в тени.

– Не знаю, почему ты нам помогаешь, – вдруг сказала Абра, обращаясь к Лео, – но спасибо. Мне нужно еще раз все обдумать. Дерево не подходит. Если тебе надо идти – иди.

Но вдруг откуда-то раздался грохочущий голос, от которого все вздрогнули:

– Верно, девочка, верно. Древо, что ты ищешь, не так-то просто найти. Уж конечно, оно не станет расти на чьем-нибудь заднем дворе или в парке.

Абра повернулась: рядом стоял такой необычный мужчина, каких она в жизни не видела.

– Я знал! – заявил он, наслаждаясь собственной правотой, и хохотнул. – Знал, что ты здесь появишься! Ты просто умница.

Он показал на нее длинным пальцем и снова рассмеялся сам над собой.

– Там мы ее и найдем – я им так и сказал. Там мы ее и найдем, у дерева.

– Кому? – удивилась Абра. – Кому вы это сказали? И кто вы такой?

– Не волнуйся ни о чем, Абра. Мы укажем тебе верное направление.

– Кто вы? – раздельно повторила она, подчеркивая каждое слово, будто разговаривала с человеком, не понимающим английского языка, и на сей раз мужчина улыбнулся знакомой улыбкой.

Улыбкой грустной, полной доброты и любви. У Абры замерло сердце.

– Мистер Теннин? – прошептала она.

Его глаза лучились добротой, пока не осталась лишь печаль. С чувствами такое случается. Гнев пылает так, что превращается в неистовую любовь. Счастье переполняет душу, и по щекам текут слезы. Эта трансформация эмоций – удивительная загадка вселенной, сродни взрыву звезды или рождению ребенка.

– Нет. Извини, Абра, – сказал он дрожащим голосом. Чтобы продолжить, незнакомцу пришлось сначала откашляться. – Сожалею. Я бы очень хотел, чтоб мистер Теннин был здесь. Но он… ушел. Далеко ушел, за Великую воду.

– Ты знаешь этого типа? – вмешался Лео, но Абра рукой сделала ему знак помолчать.

– Куда ушел? – спросила она. – Куда отправился Теннин?

Незнакомец уставился на нее, а потом сказал:

– Меня зовут мистер Генри. Нам нужно поговорить. Где-нибудь в уединенном месте. Идем.

Когда он повернулся и пошел прочь, Абра впервые поняла, что мужчина этот далеко не молод. У него была неуверенная походка, как у человека, который опасается споткнуться. Без движения он стоял прямо, но при ходьбе наклонялся вперед, слегка горбясь. Бритая голова и пирсинг скрывали его возраст. По крайней мере отчасти.

Все трое ребят последовали за ним в тенистую рощицу, где незнакомец прислонился спиной к стволу дерева, скрестил на груди руки и внезапно снова обрел молодой вид.

– Давайте же, рассаживайтесь и для начала расскажите, кто вы. Я ждал лишь одну из вас.

Лео и Беатрис переглянулись.

– Зовите меня Би, – сказала Беатрис, но улыбнуться у нее на сей раз не вышло. Вид у нее был точно у эльфа с подрезанными крылышками.

Незнакомец с прищуром воззрился на нее. Беатрис задрожала.

Он глубоко вздохнул.

– Кажется, я знаю, кто ты, – не слишком любезно заявил старик. – Отныне я запрещаю тебе открывать рот в нашем присутствии.

Беатрис вытаращилась на него, широко распахнув глаза, но возразить не посмела. Абра пристально посмотрела на нее, но Би не подняла взгляд.

Абра отошла на несколько шагов от девчонки. Слова мистера Генри лишь подтвердили: Би не та, за кого себя выдает. Абра встревожилась и разозлилась, поскольку ее подозрения, что Беатрис как-то повлияла на поведение матери, подтвердились.

Мистер Генри повернулся к Лео и приподнял увенчанную кольцами бровь.

– Ну а ты?

– А я Лео. Лео Джардин.

– Лео Джардин? – напряженно выпрямился старик.

– Да, – кивнул Лео.

– Твоего отца звали Амос Джардин?

Лео снова смущенно кивнул.

– И у тебя была сестра по имени Руби Джардин?

– Откуда вы все это знаете? И как узнали имя Абры? Кто вы вообще такой?!

Мистер Генри набрал воздуха в грудь и долго не выдыхал, всем даже стало неловко. Когда он наконец выдохнул, раздувая щеки, Абра и сама вздохнула с облегчением.

– Кто же я, кто я… – пробормотал он себе под нос, потирая подбородок, затем с усталым видом помассировал глаза.

– Я знаю, какого вы племени, – раздался в тишине негромкий голос Абры, – но не знаю, кто вы.

– Верно, верно, – улыбнулся он. – А я знаю, зачем ты сюда пожаловала, хотя ты сама пока не знаешь. По крайней мере в подробностях. Знаем ли мы вообще, что нам предстоит, пока не приступим к делу? Сомневаюсь.

Он еще раз глубоко вздохнул, словно качая воздух в мехи, которые раздувают некое незримое пламя. Когда мистер Генри испускал шумный выдох, колечки пирсинга у него на лице позвякивали друг о друга.

– В любом случае, – продолжил он, будто приняв какое-то важное решение, – зовите меня мистер Генри.

– Ну и кто же вы? – повторил Лео.

Абра бросила на него взгляд. Вопрос прозвучал неуважительно, даже ехидно, словно Лео разговаривал с неразумным ребенком.

Но мистер Генри не обратил на это внимания, а просто засмеялся.

– Для моего племени есть название, но скажи я вам его, вы лишь обманетесь и направитесь по проторенной дорожке, к несчастью, ведущей не туда. Потому что имена, которыми вы нас обычно зовете, не вполне верны. Я свет и тьма, я сила и слабость, я необъятен и я ничто. В вашем языке нет подходящих слов, потому я не стану вас ими дразнить.

Старик снова засмеялся, и от его смеха тени отпрянули в стороны. Абре понравился этот смех. Он был подобен живому существу, причем из тех, с кем вы чувствуете себя комфортно, из тех, кто помогает забыть о бедах хотя бы на короткое время.

– Слова… – повторил мистер Генри, качая головой. – Используйте слова только в крайнем случае, как последнюю попытку объясниться, когда остальные средства исчерпаны. Слишком они ненадежны. Это лишь сотрясение воздуха.

Старик еще раз радостно засмеялся, и даже Лео улыбнулся, услышав его смех.

– Тогда зачем вы столько говорите? – ехидно поинтересовался он.

– Потому что, кроме слов, у вас, людей, ничего-то и нет, – ответил мистер Генри, внезапно нахмурясь, и его хмурый взгляд был столь же суров, сколь радостен смех. – Другие якоря вам неведомы. Из-за слов вы такие… непостоянные. Разве тебе никогда не хотелось просто уплыть по течению? Так подними якорь, парень!

Абра неосознанно поверила мистеру Генри. С чего она взяла, что он – хороший? Выразить мысль точнее не получалось, но Абра понимала – ангелы, которых она встречала на пути, порой казались счастливыми, всегда были любезны (или притворялись), всегда – могущественны, но только хорошие были по-настоящему добры.