— Выше нос! — услышала она знакомый голос. —Ты что такая мрачная?

Перед ней стоял Ник в бумажной шляпе с горячей сосиской водной руке и банкой пива в другой.

— Извини, — слабо улыбнулась Кэсси. — Япросто думала о…

В течение двух последних дней она практически не ложилась,каждую минуту ожидая новостей об Амелии Эрхарт. Но их не было. Ничего так и необнаружили. Амелия исчезла бесследно.

— Знаю я, о чем ты думала. Ты думаешь об этом с тогосамого дня, как она поднялась в воздух. Ничего хорошего тебе это не даст.Нечего сходить из-за нее с ума. Помнишь, что я тебе говорил когда-то? Мы всерискуем. Мы все это сознаем.

И принимаем. Она тоже. Она просто сделала то, что хотела.

Ник угостил ее сосиской, и Кэсси не отказалась. Может быть,он и прав… Может быть, Амелия Эрхарт имела право погибнуть именно так. Ктознает, если бы ей предложили выбор: старость в кресле-качалке или мгновеннаясмерть в самолете «Локхид», — может быть, она предпочла бы последнее. Итем не менее Кэсси не могла вынести мысли о том, что Амелия погибла так ужасно.Для нее это означало гибель легенды.

— Наверное, ты прав. Просто это очень грустно.

— Согласен. Конечно, это печально. Такой исход всегдавызывает грусть. Но как я сказал, мы все рискуем, и многим из нас это даженравится. Тебе, например. — Ник приподнял подбородок Кэсси. — Ты,маленькая безрассудная дурочка, поступила бы точно так же, появись у тебя хотьмалейшая возможность. Но запомни: если когда-нибудь тебе взбредет в головуотправиться в такой же дурацкий перелет вокруг земного шара, я сам подожгу твойсамолет. Запомни это.

— Благодарю. — Кэсси наконец улыбнулась.

Неожиданно Ник в волнении схватил ее за руку:

— Смотри, смотри.., это Крис… Ну, давай, давай, выше,выше…

Самолет Криса почти скрылся в вышине. Он летел на «белланке»Ника, и они очень надеялись, что Крис выиграет приз на высоту. При егосерьезном отношении к делу и крепких руках он вполне мог добиться победы в этомвиде соревнований. Не обладая ни одним из качеств сестры, Крис, однако, могпохвастать терпением и выносливостью. Сейчас даже Ник поразился тому, каквысоко ему удалось подняться.

Когда самолет Криса приземлился, они поспешили туда, гдеожидали Уна, Пэт и сестры Кэсси с детьми. Глиннис и Мэган снова ходилибеременные, почти на сносях.

Глядя на Колин, Уна решила, что та тоже в интересномположении, только пока не говорит об этом. У Мэган и Колин это будет ужечетвертый ребенок, у Глиннис — пятый.

— Тем лучше, — прошептала Кэсси на ухоНику. — Пусть рожают сколько хотят. Тем более если у меня детей вообще небудет.

В последнее время ей все чаще стало казаться, что сама онане хочет ни мужа, ни детей.

— Не обманывай себя, Кэсс. У тебя тоже будут дети. Акак же иначе?

Ник не верил девушке, когда она повторяла, что не хочет нимужа, ни детей. Да и сама Кэсси до конца в это не верила.

Но сейчас она хочет только летать.

— Почему это ты так уверен, что у меня будут дети?

— Потому что ты родом из семьи, где все размножаютсякак кролики.

— Вот спасибо! — расхохоталась Кэсси.

Она еще продолжала смеяться, когда появился Бобби Стронг.Наконец-то он ее нашел. Смущенно взглянул на Ника, снова испытывая знакомоеощущение, что тот его за что-то не любит.

Через несколько минут Ник отошел поболтать с другимилетчиками.

Еще полчаса спустя объявили, что Крис получил первый приз зарекордную высоту. Отец был вне себя от гордости и тут же отправился на поискисына. Уна с девочками пошли за напитками. Бобби остался с Кэсси смотретьвыступления других летчиков. Они наблюдали за тем, как маленькие красные,голубые и серебристые самолеты проделывают в воздухе замысловатые трюки —«ленивый штопор», «бешеные восьмерки», «двойные восьмерки» и другие фигуры.Некоторые из них Кэсси видела впервые и даже никогда не слышала, что можноделать подобное. От волнения у нее дыхание перехватывало. В какой-то момент всев ужасе вскрикнули и затаили дыхание — катастрофа казалась неминуемой. Но впоследний момент все обошлось. Кэсси к такому уже привыкла, и все равно каждыйраз это необыкновенно волновало.

— О чем ты сейчас думала?

Бобби, оказывается, внимательно наблюдал за ней. В тотмомент когда один из самолетов выполнял «наружную петлю», на лице девушкипоявилось выражение восторга, оно словно осветилось изнутри. Кэсси знала этоттрюк.

Его изобрел Джимми Дуллитл еще десять лет назад, и каждыйраз этот трюк поражал ее воображение. Летчик завершил выступление эффектным низкимобратным пассом в стороне от толпы, так чтобы никого случайно не задеть. Боббив это время зачарованно наблюдал за Кэсси.

Девушка обернулась к нему с печальной улыбкой.

— Я думала о том, как бы мне хотелось быть там, наверху,и проделывать все эти трюки, — честно ответила она. — Господи, какэто здорово!

Да, единственное, чего ей хотелось, — это быть срединих.

— А меня бы там обязательно затошнило, — так жеоткровенно признался Бобби.

Кэсси улыбнулась:

— Наверное. Даже меня укачивало несколько раз. Этопроисходит из-за отрицательной гравитации, при потере скорости, перед тем, какснова набираешь высоту. Ощущение такое, как будто желудок сейчас вылетит изорта. Но ничего, обошлось…

— Не понимаю, как тебе это может нравиться, Кэсс. Менявсе это только пугает до чертиков.

— Наверное, у меня это в крови.

Бобби кивнул. Видимо, так и есть. Он все больше тревожилсяза подругу, но одновременно смотрел на нее с восхищением. В Кэсси день ото днявсе больше проявлялась женщина.

Сам он, красивый, светловолосый, выглядел трогательномолодым.

— Как печально то, что произошло с Амелией Эрхарт!

Кэсси кивнула:

— Да, очень. Ник говорит, что все пилоты заранее ктакому готовы. Это может произойти с любым. — Она взглянула вверх, внебо. — С ними тоже. Наверное, они считают, что дело того стоит.

— Ничто не стоит того, чтобы рисковать жизнью. Заисключением тех случаев, когда это необходимо. На войне, например, или дляспасения человека, которого любишь.

Кэсси смотрела на Бобби с печальной улыбкой.

— Вот в этом-то вся проблема. Большинство пилотовготовы рисковать жизнью за одну только возможность подниматься в воздух. Но ихникто не понимает.

— Может быть, именно поэтому женщинам и не следуетлетать, Кэсс.

Она вздохнула:

— Сейчас ты говоришь, как мой отец.