- Володя, ей было восемьдесят четыре. А тебе всегошестьдесят. Да, я с тобой совершенно согласна, они не умеют лечить рак. Но,во-первых, мы пока все-таки не знаем точного диагноза, а во-вторых, существуютвсякие альтернативные методы, есть, наконец, чудо. Помнишь, ты рассказывал, какв детстве умирал от пневмонии, врачи от тебя отказались и помогла какая-тодеревенская знахарка?

- Ты хочешь разыскать ту знахарку?-слабо улыбнулся генерал.- Лучше скажи, где Стас?

- На пляже.

- Он уже знает?

- Пока нет.

- Не говори ему. Я сам. И вообще я прошу тебя никому ничегоне говорить. Я понимаю, скрыть не удастся, но чем позже все узнают, тем лучше.Помнишь, как ты не верила, что умер наш первый ребенок?

Генеральша напряженно застыла. Генерал продолжал держать ееза руку и почувствовал, как похолодели ее пальцы.

- Я думала, ты забыл Сережу.

- Нет, конечно. Просто слишком больно было говорить о нем. Явсе эти годы чувствовал себя виноватым. Он умер у меня на руках, если бы ясразу заметил, что он не дышит, можно было бы спасти, сделать искусственноедыхание, массаж сердца. Но я слишком устал от переживаний, я был за негоспокоен и волновался из-за Стаса.

- Перестань, Володя. Ты ни в чем не виноват, - НатальяМарковна сжала ладонями его щеки, наклонилась и посмотрела ему в глаза совсемблизко, - ты не виноват.

- Не надо, Наташа. Я заговорил сейчас об этом не для того,чтобы каяться. Ты помнишь, как долго не желала верить, что он умер? Я непонимал тебя тогда. Мне казалось, в этом было нечто болезненное. Я опасался затвое психическое здоровье. Но оказывается, ты была права в своем упорстве. Незнаю, поймешь ты меня сейчас или нет. Я прожил шестьдесят лет и привык думать,что есть только одна правда. Грубая и конкретная реальность, которую можноувидеть и пощупать. Я верил в нее, и она меня никогда не подводила. А сейчасона повернулась ко мне своей грязной непристойной задницей, задрала подол, какпубличная девка в дешевом борделе. Она издевается и ржет, она вопит, что всебессмысленно, я скоро сдохну и жалкий остаток жизни сводится для меня к трубкес мешочком для испражнений, к дикой безнадежной боли. Но сегодня ночью до менявдруг дошло, что эта реальная потаскуха с голым задом - не единственная правда.Она вообще никакая не правда. Есть нечто совсем другое. Я подумал: что же? Гдеальтернатива? И вспомнил, как упрямо ты повторяла, что умерший ребенок жив. Вотэта твоя вера и есть единственная надежная реальность. А все остальное - тольколичина. Наташа, я хочу попросить, если хватит сил у тебя, ты не верь, что яумираю, что я умер. Как тогда, тридцать шесть лет назад, с Сережей.

Наталья Марковна молча встала, подошла к полукруглому окну,расправила легкие занавески, несколько секунд стояла, глядя на линию горизонта,отделявшую море от неба, ровную, словно ее чертили по линейке.

- Ты мог бы не просить меня об этом, Володя,-сказала она, необорачиваясь, - я не верю, что ты болен безнадежно. Я знаю, что ты не умрешь.

Владимир Марленович закрыл глаза, осторожно перевернулся направый бок, глухо откашлялся и произнес:

- Наташа, я посплю немного, пока действует лекарство.

Наталья Марковна прикрыла окно, задернула занавески,вернулась к кровати, села на краешек, тронула губами его висок, потом тяжелоподнялась, еще несколько минут постояла. Глаза ее оставались сухими. За все этовремя ни слезинки. О своей астме она забыла и уже не боялась приступа.

Когда она подошла к двери, генерал еле слышно окликнул ее:

-Наташа...

- Что, Володенька?

- Я тебя люблю.

- Почему ты никогда раньше этого мне не говорил? Ни разу затридцать семь лет.

- Дурак был.

* * *

Юлия Николаевна услышала, как хлопнула входная дверь и, неотрываясь от компьютера, крикнула:

- Сразу переоденься, ты мокрая насквозь! Там проливнойдождь, а ты без зонтика.

-Мама, ты сначала посмотри на меня, а потом говори - сердитоответила Шура. - Я, между прочим, пришла, а ты даже встретить меня не можешь!

- Ну ладно, Ладно, не сердись.- Юля, продолжая смотреть вмонитору нашарила шлепанцы под столом и отправилась в прихожую.

Там было темно. Она щелкнула выключателем, но свет незажегся.

- Лампочка перегорела еще утром, -мрачно сообщила Шура, - азапасных у нас, естественно, нет, - она опустилась на табуретку и приняласьрасшнуровывать свои новые скетчерсы.

- Ты могла бы купить по дороге, -заметила Юля, - слушай, апочему ты такая надутая? Неприятности в школе?

-В школе все нормально. Ничего я не надутая. Настроениеплохое. Терпеть не могу дождь. Чем это ты так увлечена, мамочка, что неотлипаешь от компьютера и даже не можешь меня нормально встретить?

- Ну извини, заработалась. Статью пишу.

- О методах бесшовного соединения тканей при пересадке кожи?

- Нет, эту я уже написала,- засмеялась Юля, - кстати, чтобыты знала, бесшовных соединений не бывает. Просто в микрохирургии совершенноновые технологии и материалы. А сейчас я пытаюсь проанализировать результатыприменения титановой основы в костных и хрящевых инплантантах. Но вообще мнеприятно, что ты так внимательна к моей работе. Ладно, переодевайся,простудишься. И волосы высуши.

- Мама, ты сумасшедший трудоголик!- закричала Шура. - Тебелечиться надо, ты, когда работаешь, вообще не врубаешься в реальность. Ясовершенно сухая, а ты второй раз отправляешь меня переодеваться.

- Да, действительно, ты сухая, - Юля провела рукой по ееволосам, неужели догадалась купить себе новый зонтик?

- Ты что, ничего не помнишь? Нет, тебе точно надо лечиться!

- Что я должна помнить?

- Ну, привет! - Шура дунула на челку закатила глаза ипокрутила пальцем у виска. - Ты забыла, что прислала за мной машину в школу?

- Какую машину? - Юля резко развернулась и уставилась надочь. - Я никого за тобой не присылала.

- Ты в этом абсолютно уверена?

- Абсолютно, - кивнула Юля, - может я и правда сумасшедшая,но не до такой степени. Что же за машина?

- Темно-синий "Форд". Шофер кавказец, - испуганнопрошептала Шура, - он ждал меня с зонтиком прямо у ворот, после шестого урока.Он поздоровался, назвал меня по имени...