— Только не говори мне, что Лиззи начала курить.

— Вчера я подвозил компанию парней на футбольный матч. — Нейтан резко затормозил, едва не врезавшись в машину впереди, остановившуюся на «зебре». — Наверное, кто-то из них потерял.

Это была красивая вещица с твердым рифленым корпусом и узким красным ободком по верхнему краю.

— Не слишком похоже на зажигалку парня.

— Стащил у матери, надо полагать.

Нейтан не умел лгать, у него даже уши порозовели. Возможно, он защищал Лиззи, но мне ли было обвинять его в обмане? Зажигалка могла принадлежать и кому-то другому. Мои мысли метнулись к Саре, в памяти возникли ситуации, которым я прежде не придавала значения: Нейтан, склонившийся к ней на вечеринке у Офелии, ее взгляд на меня, ее голос по телефону, когда она просила позвать мужа. Она была первой, кто спешил помочь решить его проблемы на работе, к кому он всегда обращался. Сара подменяла Нейтана и теперь.

По мере того как дорога с односторонним движением приближала нас к Подворью, улицы Солсбери становились все уже, а паутина лжи затягивалась вокруг нас все сильнее и сильнее. Я лгала Нейтану, но выходило, что и он мне тоже? Я взглянула на его лицо, удивившись своему удивлению. Теперь все казалось таким очевидным. Они точно не спали вместе, я это знала. Мой муж был амбициозен, а роман с женой директора школы положил бы конец его карьере. Возможно, они целовались, дальше этого дело не зашло. Они оба были слишком осторожны. Я испытывала потрясение, но не злость — я была гораздо более виновата, чем он.

Де Вокс Плейс показалась мне короче, чем прежде. Нейтан остановился возле нашего дома, который выглядел более чем обыденно. Когда мы парковались, Хелен Деншем открывала свою дверь. Она помахала нам и улыбнулась, держа в руке сумку с покупками. Я помахала в ответ и подумала, что Колин, должно быть, ждет ее на кухне. Он отложит газету, поставит чайник, и они вместе распакуют продукты. Хелен посетует на толкотню в магазинах, а ее муж сообщит, что звонил их сын. Наши соседи; нормальная, счастливая пара. И никаких секретов между ними.

В нашем дворе распустилась магнолия. Несколько цветков — розовые пятна на фоне кирпича. Нейтан занес мой чемодан в дом; если муж и заметил, что тот тяжелее, чем десять дней назад, когда он провожал меня на поезд, то ничего не сказал. Кухня выглядела так же, как всегда, — те же кухонные полотенца у плиты, те же чашки вверх дном на сушилке.

«Это дом, который ты любишь. Твоя безопасная нора», — напомнила я себе, но так и не смогла справиться с ощущением, подобным тому, какое возникает при встрече со старым другом, которого не видела много лет, а теперь обнаружила, что между вами почти не осталось ничего общего.

Корзинка Пеппера была пуста — видимо, Лиззи забрала его сама. Нейтан прошел в свой кабинет, а я распаковала вещи. Кофр я повесила на крючок за дверью спальни и набросила на него халат, который теперь почти не носила. Нейтан считал недопустимой манеру разгуливать по дому в халате, да у меня и не было на это времени. После утреннего душа я быстро вытиралась полотенцем и влезала в рабочую одежду, а после вечернего — переодевалась в пижаму и сразу же шла в постель. Насколько мне было известно, за двадцать пять лет Нейтан ни разу не прикоснулся к этому халату, возможно, он вообще его не замечал. Я провела ладонью по обвисшему рукаву; халат был мягким, сшитым из махровой ткани со старомодным узором из роз. Мама подарила мне его незадолго до кончины, на обручение. Возможно, она представляла, как Нейтан будет нежно накидывать его мне на плечи или даже снимать. Она понятия не имела, насколько невероятным это казалось сейчас. Я решила, что кофр повисит в безопасности под этими складками, пока я не подыщу для него место получше.

Мое голубое платье было перепачкано травой. Я положила его в кухонную раковину, чтобы замочить, а затем вытерла руки и достала телефон. Экран был пуст, никаких сообщений не поступало. Люк не стал нарушать установленных мною правил. Я подавила вздох разочарования и сунула телефон обратно в карман, заслышав шаги в коридоре.

— Мне надо заскочить обратно в школу. — Нейтан появился в дверях кухни с портфелем в руке. — Методический час.

У него был усталый вид. Он распланировал день так, чтобы успеть встретить свою неверную жену на вокзале, а теперь был вынужден вернуться на работу, хотя день уже клонился к вечеру и темнело.

— Пойду прогуляюсь вместе с тобой.

Он начал было что-то говорить, но остановился на полуслове и кивнул; возможно, ему не терпелось увидеть Сару. Я накинула плащ, взяла мужа под руку, и мы вместе отправились на территорию Подворья. Любой сторонний наблюдатель подумал бы, что я просто вернулась на свое законное место, что ничего особенного с нами не случилось. Возможно, так оно и было. Я по-прежнему была женой Нейтана, и я собиралась остаться его женой, а также матерью и врачом. Я могла измениться, он тоже, но представления окружающих о нас — никогда.

Мы прошли по дорожке, обрамленной кустарником, миновали ворота и лужайку, а затем, выбрав кратчайший путь ко входу в Кафедральную школу, повернули направо и двинулись по траве вдоль западного фасада собора к дальним ступеням за невысокой оградой в углу. Все еще моросил тот легкий дождь, который выбивает запах лета из земли. Все туристы давно ушли, и на Подворье было пусто. Прекрасные здания, которые всю жизнь были мне как друзья, стояли в темноте, будто на страже, скорее недоверчивые, чем дружелюбные.

У школьных ворот мы попрощались. Я потянулась с поцелуем, но в этот момент Нейтан отвернулся — и мои губы скользнули по его подбородку. Он неловко кивнул, и мы расстались.

На обратном пути я шла вплотную к собору — так близко, что задевала плечом его каменную стену. Я взглянула вверх, на шпиль с красным огоньком в высшей точке. Он нависал, будто кренясь в мою сторону. В детстве шпиль наводил на меня ужас, мне постоянно казалось, что он вот-вот упадет и раздавит меня. Я положила ладонь на стену. Когда-то я воображала, что, трогая кончиками пальцев шероховатые края этих камней, можно почувствовать тайны, которые кто-то шепотом отдал им на хранение. Тогда я и представить не могла, что у меня появятся свои секреты, которые нужно будет скрывать, и какой виноватой при этом я себя буду чувствовать.

Гид возле дверей собора протянул мне листовку, и я машинально взяла ее. Я не заходила сюда вот уже несколько месяцев. Часы четырнадцатого века с вращающимися шестеренками отбивали секунды, как огромное железное сердце. Вечерний свет проникал сквозь темно-синее стекло часовни Богоматери в дальнем конце нефа за алтарем. Здесь мы венчались. Тогда пришлось ограничиться малой службой — мои родители умерли в тот год.

Я села на один из старинных стульев и, потеряв счет времени, принялась вспоминать тот день. Мы стояли у алтаря. Нейтан поддерживал меня, сжимая мою ладонь. Он был спокоен, как всегда. Каменный пол под моими ногами отливал синим. Синий — цвет верности. Семейная жизнь должна быть священна. Я никогда не думала, что смогу изменить мужу или переступить глубокую пропасть, разделяющую врача и пациента, но и то и другое оказалось чрезвычайно легко, когда дошло до дела. В решающий момент я перепрыгнула через эту пропасть, не раздумывая ни секунды. Нейтан бы так не поступил, я знала. Какая же из меня после этого жена, какой врач?