Жар начал подниматься от моей шеи к лицу. Ко мне подошла знакомая женщина с вазой в руках. Кажется, ее звали Маргарет. Она расставляла цветы в соборе. Любопытным выражением лица она напоминала белку, Лиззи любила пародировать стремительные движения ее головы. Приблизившись, женщина с лицом белки пристально посмотрела на меня. Вероятно, мои щеки были уже ярко-красными и пошли пятнами от жара. Я встала и вышла из часовни. Мои каблуки звонко простучали по камню, когда я выскочила из большой западной двери под дождь. Пока я была внутри, включились прожекторы. Из каменных ртов горгулий, обрамлявших арочный проем поверху, стекала вода; их гротескные лица смотрели вниз, словно издеваясь надо мной.

Ветер швырял струи дождя мне в лицо; я шла в сторону кустарника уже остывшая и более спокойная. Нарушенные клятвы я поместила в отдельный отсек своей жизни. Я могла спрятать туда же и те пять дней и хранить их, как скряга свои драгоценности — под замком и в тайне. Время от времени любоваться ими, подносить к свету, поворачивать, чтобы поймать солнце, а затем класть обратно.

Я взглянула на Норт-Кэнонри, и в тот же миг, пронзая вечернюю темноту, в его окнах загорелся свет — веселый, домашний и чистый. Я не хотела разбивать семью Люка и не должна была рушить свою. Возможно, Нейтан почувствовал во мне перемены. Это расстроило его, он обратил внимание на кого-то еще, и наша семья оказалась под угрозой.

Совсем стемнело, я провела в соборе больше времени, чем думала. Возможно, Нейтан уже вернулся домой. Глупо было снова идти одной по этому отрезку пути.

Чужие шаги были едва различимы за шумом барабанящего по листьям дождя, вздыхающих на ветру ветвей, грохочущего грузовика, проехавшего вдалеке по Блендфорд-роуд. Мне казалось, что я снова слышала то, чего, по словам Нейтана, на самом деле не было.

Я заторопилась; приближавшиеся шаги зазвучали громче. Они казались совершенно реальными. По коже поползли мурашки — будто множество муравьев пробиралось от воротничка к волосам. Мне захотелось провести по шее ладонью, но я боялась наткнуться на чужие пальцы, протянувшиеся к моему горлу.

Я обошла лужу, а через несколько секунд раздался тихий всплеск — чья-то тяжелая нога ступила в воду. И тогда я побежала, хотя едва могла дышать от страха, сжимавшего мою грудь, как тисками. Я проскочила через ворота Подворья так быстро, что поскользнулась на мокрых булыжниках под аркой.

И упала на колени.

Июнь 2017 года

Я вскочила на ноги и секунду спустя уже была возле нашей двери. Мои мокрые пальцы едва справились с замком. Когда он наконец поддался, я вбежала внутрь и захлопнула за собой дверь.

В доме стояла тишина. Мне до боли в груди захотелось поговорить с Люком, но как я могла ему позвонить, если сама просила со мной не общаться? И к нему наверняка уже приехал Блейк, который мог нас подслушать. Я набрала номер Нейтана, но тот не взял трубку. Тогда я позвонила Лиззи. Я не собиралась рассказывать ей о шагах, но хотела попросить не выходить на улицу в одиночку после наступления темноты. Лиззи тоже не ответила. Я налила себе чай. Добавляя молоко, я расплескала его на буфет и с грохотом поставила бутылку назад в холодильник. Обычно я предпочитала чай без сахара, но сейчас почувствовала, что он необходим. Сахар рассыпался по столу, когда я набирала его дрожавшей рукой.

Я вызвала полицию и встала за полуоткрытой дверью гостиной, наблюдая в окно за тыльной стороной дома, чтобы сразу увидеть того, кто за мной следил, если бы он пробрался в сад. Когда на мой звонок ответили и я объяснила, в чем проблема, мне снова пришлось ждать. Трубку взял другой человек, у него был добрый, слегка снисходительный голос; нюансы легче замечать, когда говоришь по телефону. Он спросил, в безопасности ли я. Я ответила, что да, хотя и не чувствовала себя в безопасности. Человек на том конце линии осведомился, знаю ли я своего преследователя. Именно так он его назвал — «преследователь». Это слово звучало хуже, чем «следящий», и подразумевало наличие недобрых намерений.

Когда я призналась, что понятия не имела, кто он такой, меня спросили, были ли телефонные звонки с угрозами или записки под дверью, случаи запугивания или насилия в прошлом, мог ли кто-то затаить на меня обиду. Отвечая «нет» на все вопросы, я чувствовала, что голос собеседника постепенно менялся, и мое обращение опускалось в списке вызовов от срочных к менее срочным. Происходил обычный процесс сортировки на тех, кто может ждать, и тех, кто не может. Бывало, тем же самым я занималась на работе. У женщины, на которую меня переключили потом, был легкий ирландский акцент. Она спросила, напугана ли я, а выяснив, кто я по профессии, поинтересовалась, не было ли среди моих пациентов кого-то озлобленного, мстительного, проявлявшего признаки одержимости или наркозависимости. Она велела мне все записать и выйти на связь, если мне начнут угрожать. Когда я ответила, что уже почувствовала угрозу, ее тон стал более официальным, и она принялась уточнять, наносили ли мне оскорбления и ущерб здоровью, случались ли стычки и применение оружия, после чего объявила, что на самом деле мне не угрожали, а только напугали. Она пообещала, что специально обученный полицейский свяжется со мной, и сказала, что произошедшее — тревожащая, но не чрезвычайная ситуация, непохожая на те, в которые попадают женщины, выбранные конкретной мишенью и преследуемые известными, в прошлом уже судимыми за насильственные действия преступниками — одержимыми извращенцами. Вероятно, она надеялась таким образом меня утешить. Она дала мне номер телефона, по которому можно было позвонить для консультации.

Нейтан вернулся через час; в его телефоне разрядилась батарея. К тому времени я уже выпила два бокала красного вина, и мой страх притупился. Мы сидели за кухонным столом, бутылка стояла между нами. За прошедшие годы мы сидели так тысячу раз, обсуждая то и дело возникавшие проблемы: череду детских болезней Лиззи, неизбежных и пугающих одновременно; ее адаптацию в школе; ее друзей, экзамены, выбор университета. Мы обсуждали работу Нейтана и мою, любые служебные вопросы, с которыми сталкивались. Сидя здесь, мы были уверены, что справимся вместе с чем угодно.

— Давай рассуждать логически. — Нейтан подлил мне вина; оно было достаточно плотным и оставляло на бокале вязкий вишневый след. — В полиции предположили, что тебя могли преследовать, чтобы добраться до наркотиков. Думаю, это звучит вполне разумно. Подобное случалось с Роджером или Дебби?

— Однажды Роджера проследили до его дома в Харнхэме какие-то подростки. Им удалось вырвать из его рук сумку.

— Значит, полиция может оказаться права — тот, кто следил за тобой, охотился за лекарствами.

— У меня не было с собой сумки.

— Возможно, он думал, что ты хранишь лекарства дома. Среди твоих пациентов есть наркоманы?

— Мы сотрудничаем с клиникой для наркозависимых, но я ими не занимаюсь.

— Может, кто-то затаил обиду?

— Ничего из ряда вон выходящего.

Я никогда не думала, что мои пациенты могут быть опасны, полагая, что между ними и мной всегда существовало взаимопонимание.