Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этого момента мой двоюродный дедушка стал быстро чахнуть. Он стал испуганным, молчаливым, сломленным человеком. Лето в тот год наступило рано. А когда опали листья с веток деревьев, Кон Донован умер.
Конечно, поминки устроили щедрые, как и полагалось крепкому фермеру. Но по какой-то причине организация церемонии отличалась от обычного распорядка.
Тело, как правило, помещают в большой комнате или на кухне в доме. Но в тот раз, как я уже говорил, почему-то все делалось иначе. Мертвеца поместили в маленькую комнату, смежную с большой. Ее дверь во время поминок оставалась открытой. У кровати зажгли свечи, на стол выложили трубки и табак, рядом поставили табуреты для тех гостей, которые захотели бы войти к покойному.
Уложив тело, его оставили в покое в этой маленькой комнате, а сами начали приготовления к поминкам. После наступления темноты одна из женщин, подойдя к кровати, чтобы забрать понадобившийся стул, с криком выбежала за дверь. Забившись в дальний конец кухни, окруженная разинувшей рты толпой, она обрела наконец дар речи и с трудом проговорила:
– Не видать мне вечного Спасения, если я вру… Покойник приподнялся и сел, прислонившись к спинке кровати! И уставился на меня глазами, большими, как оловянные тарелки, и сверкающими, как две луны!
– Пфф, женщина! Ты что, рехнулась? – воскликнул один из парней, как называют на ферме работников любого возраста.
– Ах, Молли, ну что ты несешь? Тебе показалось! Ты просто вошла в темную комнату из светлой. Непутевая, почему ты не взяла с собой свечу? – спросила одна из ее подруг.
– Со свечой или без, но я это видела! – настаивала Молли. – И более того – могу почти поклясться: его рука вытянулась из кровати и достала до пола! И она была в три раза длиннее, чем должна быть! Он чуть за ногу меня не схватил!
– Да брось ты, дурочка, зачем ему твоя нога? – презрительно фыркнул еще один из гостей.
– Дайте-ка мне какую-нибудь свечку, ради бога, – велела старая Сэл Дулан, прямая и худощавая женщина, умевшая читать молитвы не хуже священника.
– Дайте ей свечку, – подхватили остальные.
Но как бы они ни храбрились, среди них не нашлось никого, кто бы не побледнел. Все едва сдерживали страх, следуя за миссис Дулан. А она шептала молитвы так быстро, как только могла, возглавляя шествие с сальной свечой, зажатой в пальцах, словно с факелом.
Дверь в маленькую комнату была полуоткрыта, какой оставила ее охваченная паникой гостья. Сэл, подняв свечу повыше, чтобы лучше все рассмотреть, сделала полшага внутрь.
Если рука двоюродного дедушки и была вытянута в сторону двери описанным Молли неестественным образом, теперь он снова спрятал ее под простыней. Поэтому высокой миссис Дулан не грозила опасность наткнуться на нее. Но не успела она сделать и двух шагов с высоко поднятой свечой, как вдруг изменилась в лице и резко остановилась, уставившись на кровать, которая была теперь хорошо видна.
– Господи благослови нас! Миссис Дулан, мэм, вернитесь! – вскричала шедшая за ней женщина. Она крепко схватила ее за платье – то есть за „капот“, как здесь называли такую одежду – и испуганно дернула. Все остальные тоже отшатнулись назад, встревоженные ее реакцией.
– Что? Что такое? – властно осадила ее Сэл. – Я ничего не слышу из-за шума, который вы подняли! И кто из вас впустил сюда кошку? Чья она? – изумилась она, подозрительно глядя на белую кошку, которая сидела на груди мертвеца. – Уберите ее, ну же! – продолжала Сэл, ужасаясь всеобщему бездействию. – Я повидала много покойников, которые вытягивались или скрючивались в постели, но такого не видела никогда. Хозяин дома – и с этой наглой тварью на груди, прости меня господи за такие слова! Прогоните ее, кто-нибудь! Сию же минуту, говорю вам!
Присутствующие повторяли друг другу этот приказ, но никто, казалось, не собирался его выполнять. Люди крестились и шепотом делились догадками и опасениями по поводу появления зверя. Такой кошки не водилось ни среди обитавших в доме, ни среди других кошачьих в округе. А сама белая кошка, устроившись на подушке над головой покойника, внезапно одарила свирепым взглядом гостей, а потом тихо поползла по его телу в их сторону, издав глухое злобное рычание.
В ужасном смятении все выскочили из комнаты, быстро захлопнув за собой дверь. И некоторое время даже самые смелые не решались снова заглянуть внутрь.
Когда они все-таки сделали это, белая кошка сидела на том же месте, на груди мертвеца, но вскоре бесшумно прокралась к краю кровати и исчезла под ней. Простыня, которой кровать и мертвец были накрыты, свисала почти до пола, спрятав кошку от посторонних глаз.
Молясь, крестясь и не забывая окроплять себя святой водой, гости и домочадцы некоторое время поглядывали в приоткрытую дверь. В конце концов они осмелели и попытались добраться до кошки, приподнимая простыню и засовывая под кровать лопаты, вилы и прочие приспособления. Но кошки нигде не оказалось. Люди пришли к выводу, что та незаметно прошмыгнула у них под ногами, пока все толпились у порога. Они тщательно заперли дверь комнаты на засов и висячий замок, чтобы животное не вернулось туда. Но когда на следующее утро дверь открыли, белая кошка опять сидела на груди мертвеца, как будто и не исчезала.
Снова повторилась почти та же сцена с похожим результатом. Правда, некоторые потом говорили, будто видели, как кошка пряталась под большим ящиком в углу соседней комнаты. Там двоюродный дедушка хранил договоры аренды и документы, а также молитвенник и четки.
Миссис Дулан, куда бы ни пошла, слышала рычание кошки за спиной. Животное она не видела, но слышала, как оно прыгает на спинку стула, когда она садится, и глухо ворчит в самое ухо. Женщина буквально подскакивала с криком и принималась читать молитвы: ей казалось, что зверь вот-вот вцепится ей в горло.
А еще один мальчик, сын священника, увидел под ветвями старого дерева в саду белую кошку. Та сидела под окном комнаты, где лежал двоюродный дедушка, и пялилась в окно так, как обычные кошки наблюдают за птицами.
Каждый раз, заходя в комнату, кошку снова и снова находили на трупе. И как ни пытались ее выгнать, как только тело оставляли в покое, кошка опять оказывалась рядом с мертвецом. И так продолжалось, к ужасу соседей, уже начинавших ругаться из-за нее, пока наконец не состоялись похороны.