Но шаги продолжали звучать и наяву — много, много шагов. Хлопнули двери: сперва входная, потом отцовского кабинета. Неприятно скрипнула дверь в крыло прислуги — мама собиралась приказать ее смазать, но днем скрипа почти не было слышно, и она все время забывала. Снова зазвучали шаги — будто вся прислуга, начиная от дворецкого и кончая девушкой, чистившей по утрам камины, высыпали к парадному входу. Чего, конечно, же быть не могло.

По коридору кто-то пробежал, стуча каблучками, громко прошуршали накрахмаленные юбки. Раздались другие шаги — тяжелые и уверенные, явно мужские. Мужчина рассмеялся — резко и как-то зло. В ответ послышались сдавленные всхлипы.

— Тихо! — скомандовал такой же резкий, как и смех, голос. Всхлипы не смолкли, но стали глуше, словно тот, кто плакал, зажал себе рот ладонью.

Сонное оцепенение начало отступать, девочка почувствовала, как смутное беспокойство сменяется настоящим страхом. Девочка посмотрела на сидящую на соседней подушке куклу. Конечно, она уже слишком взрослая, чтобы спать с игрушками, но сейчас-то ее никто не видит!

Нарядное платьице куклы слабо хрустнуло накрахмаленной нижней юбкой, девочку прижала куклу к себе и ее окутал аромат маминых духов. Вечером, когда мама с отцом собирались в театр, и девочка куксилась, не желая оставаться в наемном доме с чужой, почти незнакомой прислугой, мама мазнула капелькой своих любимых духов лоб куклы и сказала:

— Опера закончится, и мы с твоим отцом вернемся. Но если проснешься, а нас не будет, просто знай, что мы с тобой!

Девочка стиснула куклу обеими руками, и засопела носом, судорожно втягивая родной запах.

Внизу шум усилился, теперь там явно хлопали дверцами шкафов и шоркали ящиками. Точно также гремела ящиками прислуга в поместье, когда девочку с родителями собирали в столицу.

«Мы уезжаем?» — подумала девочка, резко садясь в кровати и пристально следя за полоской света, промелькнувшей под ее дверью и тут же исчезнувшей. Но почему родители ничего не сказали? Поездку в столицу обсуждали за полгода, так что девочка успела даже устать от собственных фантазий о столичных кофейнях, где полки с пирожными поднимаются от пола аж до самого потолка, королевском дворце, похожем на пирожное, и принце, как на картинке в книжке сказок. В реальности пирожных в кофейнях оказалось не так и много, дворца было не видно за деревьями королевского парка, а на прием ее не взяли, так что с принцем она не познакомилась. Только узнала, что никакой он не красавец из сказки, а просто мальчишка, совсем как те, что живут при поместье. Разве что в носу, наверное, не ковыряется — принц все же. Насчет подкладывания червяков в туфли и мышей в карманы платья девочка не была так уж уверена. В конце концов, она и сама иногда… хоть и девочка. И даже почти взрослая.

В общем, она была не против уехать из столицы подальше, где нет всяких этих опер, а если вдруг страшно, можно прибежать к родителям в комнату. Девочка повернул куклу к себе и посмотрела в белеющее сквозь тьму фарфоровое личико.

— Я могу просто сходить посмотреть, что там такое… — шепнул она.

Кукла промолчала, но девочка, конечно же, не ожидала ответа — ведь это же просто игрушка! Но с ней все равно спокойнее. Будто и не одна.

Девочка перехватила куклу подмышку, и на цыпочках подошла к двери. Открытые стеклянные глаза куклы тускло поблескивали в темноте спальни.

Дом по-прежнему был полон напряженной и какой-то… чуждой жизнью. Словно все чудовища, живущие в темноте под кроватями разом вылезли наружу, чтобы устроить вечеринку. И кто знает, что они на той вечеринке едят! Вдруг — повариху с горничными? Ни одной ведь не слышно…

Девочка подозрительно покосилась на собственную кровать. Вроде бы никто не выглядывает из-за резных ножек, и не хихикает в складках балдахина, но… оставаться в комнате было все страшнее и страшнее.

— Я тихонечко. — шепотом пообещала самой себе девочка. — На цыпочках… Обратно вернусь — никто и не заметит. — и она тихонько стряхнула с ног мягкие ночные туфли. Да уж, теперь точно лучше остаться незамеченной: если ее поймают босиком, как простолюдинку, мама будет в ярости. Хотя, может, ее папа успокоит?

Кончиками пальцев девочка толкнула дверь — та тихо открылась, благо, петли в господские спальни были смазаны на совесть. Постояла на пороге, вслушиваясь, потом тихо выскользнула в полутемный коридор. Под самым потолком слабо мерцала выдохшаяся вовкунья лампа — несмотря на все мамины замечания о неприличии подобного, здешний дворецкий продолжал экономить свечи. Дверь в будуар девочки и классную комнату были закрыты, как обычно, когда ими не пользовались, вокруг стояла тишина. Шаги и приглушенные разговоры доносились снизу. Нижний пролет господской лестницы заливал свет настолько яркий, что ясно было — там в полную силу светит множество вовкуньих ламп, совершенно неприемлемых в благородном доме.

Девочка мгновение подумала… и решительно направилась в другую сторону коридора, к спрятанной за панелью лестнице для прислуги. Старалась ступать легко, чтобы ступеньки не скрипели. Полированные доски холодили босые ноги. На лестнице для прислуги было зябко, сквозняки пробирались под подол ночной рубашки. Девочка покрепче прижала к себе куклу, будто фарфоровая подружка могла ее согреть.

Лестница привела в узкий, как нора, коридор, и девочка пошла вдоль целого ряда тоже узких — едва боком протиснуться — дверок, то и дело приникая к смотровым глазкам. Для этого ей приходилось подниматься на цыпочки и тянуться изо всех сил. Хорошо хоть среди прислуги всякие встречаются — и дылды, и коротышки — а господ и их гостей надо обслуживать, невзирая, высокой горничная вымахала или такая мелочь, что из-под подноса ее не видно. Потому глазки все же были рассчитаны на низкорослых.

Сейчас гостиные нижнего этажа заливал яркий свет, и там сновало множество людей — почти как на устроенном в честь прибытия в столицу приеме. Только это были какие-то… неправильные люди. Одеты они были совершенно не для приема — в мышастых камзольчиках, иногда весьма поношенные. Девочка чувствовала совершеннейшую уверенность, что ни одного из них мама с папой приглашать бы не стали!

Она как раз выглянула в глазок — в шаге от нее один из странных пришельцев поковырялся пальцем в носу… и вытер этот палец о гобеленовую подушку на хрупком диванчике! Девочка отпрянула в отвращении и скривилась. Почему… почему лакеи не гонят прочь невесть откуда набившуюся в особняк чернь? Девочка снова приблизилась к глазку и увидела, как тот самый… с пальцем… переворачивает подушки,