Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не вяжется. — Марк качает головой и внимательно меня рассматривает. — Вообще никак не вяжется.
Его лицо в полумраке тёмного салона выглядит хищным. Мне становится не по себе от пристального взгляда тёмных глаз. Вспоминаю равнодушие, которым он обернулся после подобного сканирования моей внешности на приёме у Шона и Фло, и мысленно тороплю Марка дать мне ту же характеристику. С этим я хоть могу справиться.
Какое-то время мы молча изучаем друг друга, и постепенно усталость физическая дополняется моральной. Мне становится плевать на подбор правильных слов. Я устала бояться сказать что-то не то. Показаться кем-то не тем. Отреагировать как-то не так.
Марк прерывает мои раздумья самым неожиданным образом.
— Вы не похожи на сестру.
Пусть в душе я готова к чему-то подобному, но всё равно с ответом нахожусь не сразу.
— У нас разные отцы.
Марк выглядит удовлетворённым, но взгляд от меня всё равно не отводит.
Я перехожу в наступление.
— А вы… — откашливаюсь, чтобы голос звучал звонче. — Вы хорошо знали Николь?
— Достаточно, чтобы это утверждать, — слова произносятся так, что я моментально ему верю. — Ваша сестра никогда о вас не рассказывала.
— Неудивительно. Мы не были близки. Николь на восемь лет меня старше. Я не представляла для неё интереса.
— А она для вас? — спрашивает Марк, и я, возможно, впервые в жизни об этом задумываюсь.
Я никогда не завидовала старшей сестре. Наоборот, на каком-то этапе делала всё возможное, чтобы никому и в голову не пришло нас сравнивать. В хорошем ли смысле или в плохом, но изначально для всех я шла вторым номером — начиная от матери и заканчивая учителями в школе. Возможно, только Сеймур был исключением. А теперь и Лекс.
И всё же мы были сёстрами. Родными людьми. Именно ко мне в один из сложных периодов своей жизни Николь обратилась за помощью. Что стало для меня полной неожиданностью. Отказать я не смогла. Не посмела. Всё же мы были сёстрами.
К сожалению — или к счастью — Николь вскоре снова об этом забыла.
— Как и для всего мира, для меня она была девушкой с обложки — и только. Не ассоциировалась Никки Би с той девочкой, что разогревал для меня в микроволновке шоколадное молоко, когда я болела ангиной.
— А где в этот момент были ваши родители?
— В разных местах.
Краткость моего ответа не подразумевала дальнейших объяснений, и я искренне надеялась, что Марк им удовлетворится.
Не тут-то было.
— Всё же странно, что Николь никогда о вас не рассказывала.
Потому что мою сестру в жизни интересовал только один человек — она сама.
Интересно посмотреть на лицо Марка, когда я это озвучу.
Обсуждать с посторонним человеком семейные дела я не собираюсь, поэтому разворачиваюсь к нему всем корпусом, чтобы окончательно всё прояснить.
— Послушайте, мистер Броуди…
— Марк.
— Окей, Марк. Вы же понимаете, что сегодняшний мой уход с совещания вовсе не связан с самочувствием. То есть, он, по сути, именно с ним и связан, но не так, как вы думаете.
— Вам неловко находиться в моём обществе?
— Совершенно верно.
— Простите, но я ничего подобного не испытываю.
— Везунчик.
Марк ухмыляется, откидывает голову назад и тихо смеётся. Смех у него приятный. Мягкий и уютный. И совершенно ему не подходит. Приземляет, что ли. Как супергероя в очереди в «Старбаксе».
— Рано сомневался, — говорит он. — Кое-что общее у вас всё же есть.
Теперь интересно становится мне.
— И что же это?
— Хорошо подвешенный язык.
— Правда? Удивительно.
— Почему?
— Потому что обычно для подобного остроумия мне необходима доза алкоголя. Или привычная компания.
— Общение со мной открывает для вас новые горизонты.
— Нет. Это всё от усталости.
— Возвращаясь к усталости. Вы всё же объясните мне, почему работали в том баре?
Это что, забота в голосе? Искренний интерес? Или уши настолько забиты фоновым гулом, что мне слышится то, чего быть не должно в принципе. Как ультразвук для летучих мышей.
— Форс-мажор у друзей. Ничего более.
— Вы настолько хороший друг?
— Об этом надо спрашивать не меня.
— А как ваш сын реагирует на подобные поздние приходы?
— Отрицательно. У вас всё?
Я начинаю злиться, а это очень плохой признак. Гадостей в запале я не наговорю, но долго ещё буду себя накручивать, перебирая в голове подходящие ответы.
Конечно, раз Марк Броуди знает мой адрес, то знает и о Лексе. В его свидетельстве о рождении в графе «мать» стоит моё имя. А вот рядом с именем отца прочерк. Марк это тоже прекрасно знает. И знает, почему.
— Вы не очень-то любезны, мисс Бейтс.
— А вы нуждаетесь в моей любезности?
— Не настолько, чтобы переживать об её отсутствии. И всё же я хотел бы извиниться за то, как вёл себя с вами перед вашими коллегами. А главное — перед нашими общими друзьями.
— У нас с вами нет общих друзей, мистер Броуди. Встреча в прошлую пятницу — чистая случайность.
— Как и в субботу, и сегодня, — подхватывает Марк.
Я нервно сжимаю челюсть.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вообще-то, я жду, что вы мне что-то скажете.
— И что бы это могло быть?
— Ну, я не знаю, — он садится вполоборота, закидывает ногу на ногу и делает неопределённый взмах рукой. — Что вы нуждаетесь в помощи. В какой-либо протекции. В совете. В деньгах, наконец.
У меня холодеет в груди от очень нехорошего предчувствия. И всё же я нахожу в себе силы задать следующий вопрос.
— А почему, собственно, я должна просить об этом вас?
— Почему бы и нет? Дорожка-то проторена.
— Что?
— Два миллиона, Эмма, — произносит Марк. — Неужели они так быстро закончились? Вы же бухгалтер. И, судя по отзывам коллег, довольно талантливый. Получается, ваших талантов не хватило на то, чтобы правильно распорядиться этими деньгами?
— Распорядиться этими деньгами? — я эхом повторяю последние услышанные слова, будто, произнесённые вслух, они станут для меня более понятны.
— Это большие деньги для вашей семьи. С их помощью вы могли бы сделать хорошие вложения. Дом, машина, своё дело. Пусть даже тот паб, в котором последние два часа крутили задницей перед полусотней хорошо подвыпивших мужчин.