необходимой для работы аппаратуры ошеломило Стаса. Он озирался вокруг и не сразу заметил маленькую пожилую женщину, склонившуюся над столом. Дама подняла голову, и Стас увидел, что это именно Дама, причем с большой буквы. Ее очки были ультрасовременны, волосы, абсолютно седые, уложены в какую-то сложную прическу, а под халатом, в той части, которая была не застегнута, угадывалось темно-серое платье, сколотое у горла золотой брошью с большим красным камнем.

– Вы что-то хотели, юноша? – спросила она низким, совсем не старческим голосом.

– Да я… – Стас замялся на мгновение, а потом выпалил: – Короче, у вас есть что-то уже по погибшей девушке? Нам необязательно письменное заключение, нам бы хоть что-нибудь, чтобы версии начинать отрабатывать.

– Могу точно сказать, ее выбросили из окна. Умерла она незадолго до того, примерно минут за пятнадцать. Я сужу по некоторым признакам, как мне показалось, от тела хотели избавиться, и поскорее. Когда ее выбрасывали, маленький, почти микроскопический кусочек ткани зацепился и оторвался. Умерла она от отравления сердечным препаратом, скорее всего. Он разлагается в организме и мы не найдем его следов, но у нее инфаркт, причем настолько обширный, что, по идее, сосуды должны быть совсем непроходимыми, а сосуды все здоровые. Я не обнаружила ни одного пораженного. Возраст потерпевшей где то около двадцати пяти лет, это судя по зубам. Но выглядит она лет на восемнадцать. Пока все, если найдется кусочек ткани, вам останется только сравнить его с платьем, ну и найти того, кто это сделал.

– Спасибо вам большое, вы так много узнали, а ведь прошло всего несколько часов. Побегу, скажу своим.

Попрощавшись с патологоанатомом, Стас пошел наверх. Там он доложил все Дмитрию Игнатьевичу и тут же спросил его: – Дима, а как зовут эту женщину? А то неудобно, я к ней пришел, а как обратиться, не знаю.

– Юста Юрьевна, или, как мы ее зовем, Ю.Ю.

– Странное имя, никогда не слышал.

– Вообще ее зовут Юлия-Станислава, но она сократила свое имя до одного.

– Еще интереснее, а она откуда, из каких краев?

– Понятия не имею, давайте сперва о работе, а уж потом обо все остальном. Лично ты, Стас, что думаешь нам надо сделать?

– Я думаю, для начала надо найти квартиру, из которой ее выбросили.

– Вот этим ты и займешься, не спеши, будешь помогать Владимиру, он знает, как надо народ опрашивать. А ты не спросил у Ю.Ю., где именно ее выбросили, там или, может, где-то еще?

– Не спросил, даже не подумал об этом. Я сейчас сбегаю.

– Отставить, вокруг головы погибшей полно крови, ее выбросили именно там. Но на будущее, такие вещи ты должен сам видеть, а не ждать, когда кто-то расскажет. Все, идите.

Стас с Володей ушли, остальные продолжали работать с бумагами. Накануне начальство предупредило, по слухам, которые ничем не подтверждены, к ним в любой момент может нагрянуть проверка.

Георгий

Когда они подошли к дому, девочки, которые вцепились в руки отца изо всех сил, одновременно подняли к нему свои лица, и Георгий вдруг почувствовал, как защемило сердце. Дочери смотрели на него с такой надеждой, у него просто не повернулся язык сказать им «до свидания». Он молча вошел с ними в подъезд и поднялся в лифте на свой этаж. Там они несколько задержались, потому как ключи были только у Любы, а она поднималась на соседнем лифте и приехала чуть позднее. Так же, ни слова не говоря, все четверо прошли в квартиру и начали снимать зимние вещи. Вдруг старшая из дочек разрыдалась и бросилась на шею отцу:

– Пап, ты только не уходи от нас, ладно? – Она спрятала лицо на груди окаменевшего Георгия и продолжала всхлипывать. Вслед за ней заплакала и младшая, нещадно картавя, она повторила слово в слово то, что сказала сестра и тоже прижалась к отцу. Тот растерянно смотрел на детей и никак не мог придумать, что бы такое сказать, чтобы их успокоить.

– Девочки, быстро мыть руки и прекратите реветь. Стыдно, вы уже большие. – Люба постаралась сказать это как можно холоднее, но на последнем слове голос все же сорвался, она быстро вышла на кухню и через минуту крикнула оттуда:

– Придете все вместе, через тридцать минут, пока займитесь чем-нибудь.

– Папа, а ты в шахматы умеешь играть? А научи нас, мы тоже хотим, – затараторила старшая и, не давая отцу времени на раздумье, потащила его в комнату.

– Ляля, я тозе буду утиться.

– Тебе, Настя, еще рано, но ты все равно посиди и послушай. – Старшая девочка, которую, кажется, звали Леной, старалась выглядеть взрослой, она очень хотела понравиться папе. Ведь папа сам пришел за ними в садик, так, может, он останется, если они будут хорошими и не испортят ему настроение.

Георгий с содроганием понял – дети его боятся и любят. Он вспомнил, как в детстве точно так же старался заслужить любовь родителей, как хотел быть идеальным сыном, чтобы они, наконец, увидели, какой он хороший. Ему не удалось. Теперь его девочки стараются заслужить его любовь, они знают, папа их не любит, вот и стараются.

«Господи, – мысленно проговорил он, – неужели он обречет своих дочерей на такую же жизнь, на которую был обречен сам? Никогда! И пусть он не любит их мать, но он будет жить с ними, если Люба разрешит. Его дети никогда не будут чувствовать себя обделенными!» – Приняв такое решение, он и сам не подозревал, к чему это приведет.

Прошло несколько дней, Георгий занимался очередной сделкой, но мысли его были заняты нападением на Попова. Они со Стасом просмотрели видеокамеры у соседних с домом магазинов, но никого, кто вызвал бы хоть малейшее подозрение, не увидели. Правда, и площадь охвата этих камер была не велика, оставалось, по крайней мере, два участка, которые с камер не просматривались, один из них вел в переулок, а второй просто ограничивался возможностью камеры. Вокруг стояло слишком много машин, и большая часть из них – высокие внедорожники. Кто проходил за ними к подъезду, было не видно. Только верхние части шапок, да и то не всех. Тут Георгий вспомнил о соседе, который отдал свою карту памяти из видеорегистратора. Но на ней не было видно, входит Денис в тот подъезд или нет, только то, что он идет по двору. Пришлось опрашивать водителей всех машин, стоявших во дворе. И наконец удача улыбнулась сыщикам, правда, как-то криво улыбнулась, но все же. Они разговаривали во дворе и пытались решить, кого еще можно спросить. Тут